Десять страниц из истории музыки - [58]
Финал. Подземные чертоги Аримана. Появление Манфреда среди вакханалии. Вызов и появление тени Астарты. Он прощен. Смерть Манфреда.
Четырехчастная симфония с такой развернутой программой — уникальный случай среди симфоний Чайковского. Он действительно был в ней «сам не свой».
Вот в Пятой симфонии он был свой. И в ней с особой остротой проявились противоречия тех лет.
Чайковский писал ее летом 1888 года в имении Фроловском, которое он знал давно и где снял домик. «Я совершенно влюблен в Фроловское», — писал он брату. Сначала работа продвигалась с большим трудом, и Чайковский даже начал сомневаться в своих возможностях. Он писал: «Буду теперь усиленно работать, мне ужасно хочется доказать не только друзьям, но и самому себе, что я еще не выдохся. Частенько находит на меня сомнение в себе и является вопрос: не пора ли остановиться, не слишком ли я напрягал всегда свою фантазию, не иссяк ли источник? Ведь когда-нибудь должно же это случиться, если мне суждено еще десяток-другой лет прожить, и почему не знать, что не пришло еще время слагать оружие?»
Через полмесяца он уже писал Н.Ф. фон Мекк: «Трудно сказать теперь, какова моя симфония сравнительно с предыдущим и особенно сравнительно с «нашей»[24]. Как будто бы прежней легкости и постоянной готовности материала нет, припоминается, что прежде утомление к концу дня бывало не так сильно. Теперь я так устаю по вечерам, что даже читать не в состоянии».
Но все же работа двигалась, и к концу августа симфония была готова. Чайковский посвятил ее человеку, с которым познакомился в Гамбурге — И. Ф. Аве-Лаллеману. Это был восьмидесятилетний старец, основатель и руководитель Гамбургского филармонического общества, который организовывал концерты Чайковского в Гамбурге.
Надо сказать, законченная симфония Чайковскому не нравилась. После двух ее исполнений в Петербурге и Москве Петр Ильич написал фон Мекк: «С каждым разом я все больше и больше убеждаюсь, что последняя симфония моя — произведение неудачное, и это сознание случайной неудачи (а может быть, и падения моих способностей) огорчает меня».
Как он был неправ! Это понимали и многие его современники. Танеев, например, считал Пятую симфонию лучшим сочинением Чайковского.
Весной 1889 года Петр Ильич поехал в Гамбург, чтобы там продирижировать ею специально для И. Ф. Аве-Лаллемана. Престарелый музыкант не смог прийти на концерт. Но после этого концерта сам Чайковский все-таки признал ее достоинства.
В середине XX века среди рукописей композитора была обнаружена записная книжка с авторскими набросками программы этой симфонии, датированная 1888 годом. Эти наброски схематичны, лаконичны, но общая идея произведения в них определенно ясна.
Пятая симфония начинается с темы судьбы. «Полное преклонение перед судьбой», — так определил Петр Ильич характер этой темы.
Развитие драмы начинается с темы, возле которой стоит запись автора: «Сомнения, жалобы, упреки к ***». Ее сменяет вторая лирическая тема, которая переносит нас в мир мечты о счастье.
Вторая часть симфонии еще глубже раскрывает образ мечтаний человека. В ней тоже две темы, и вторую из них Чайковский определил как «луч света». Но в середине части вновь появляется тема фатума: «Нет, нет надежды…». После нее тема «луч света» теряет свою экспрессию, она звучит ровно и покорно.
Третья часть — традиционный для Чайковского вальс. В нем тоже мир мечтаний. В конце части вновь появляется тема фатума, но на фоне затихающих звуков вальса она звучит как отдаленный, глухой рокот уходящей грозы.
Финал симфонии — полная противоположность мрачному и беспокойному началу первой части. Главная тема звучит как праздничный торжественный марш. За ним появляются темы, похожие на плясовые наигрыши. В конце финала проведение первой темы приобретает грандиозный, ослепительный, величественный характер. Радостное заключение утверждает торжество светлого начала. Чайковский в веселой праздничности финала стремится «растворить» мрачные образы первых частей, найти силы для победы героя, упорно идущего к своему счастью в жестоком поединке с судьбой, стоящей на его пути.
Через два года после Пятой симфонии появилась одна из вершин оперного творчества композитора — «Пиковая дама».
Петр Ильич писал ее в Италии. В глубине души он понимал, что создает нечто великое, достигает высоты, до которой еще не доходил, и боялся поверить себе. Он жил жизнью своих героев, страдал, плакал, ужасался вместе с ними. В письме брату он писал: «Модя, или я ужасно, непростительно ошибаюсь, или «Пиковая дама» в самом деле мой chef d’oeuvre. Я испытываю в иных местах, например, в четвертой картине (в спальне у графини), которую аранжировал сегодня, такой страх, ужас и потрясение, что не может быть, чтобы и слушатели не ощутили хоть часть этого». Он чувствовал себя победителем, счастливейшим из людей: «Писал я оперу с самозабвением и наслаждением».
В «Пиковой даме» еще раз поднимается главная тема творчества композитора: борьба добра и зла, любви и смерти, нашедшая в этой опере глубокое и совершенное воплощение. Это сочинение появилось в эпоху, когда оперный жанр во всех странах Европы достиг своего высочайшего развития. За двадцать лет до этого во французском оперном театре появилось произведение, наиболее полно выразившее реализм, — «Кармен» Бизе. Еще раньше Вагнер в «Тристане и Изольде» создал наиболее совершенный тип немецкой лирической оперы. В 80-е годы, прямо перед «Пиковой дамой», появился «Отелло» Верди— венец итальянской оперной культуры XIX века. Эти четыре оперы, такие разные, объединяло то, что они принадлежал! одному жанру — психологической музыкальной драмы. К нему же можно отнести и вершину оперного творчества Чайковского. В день премьеры театр был полон до отказа. Вся опера прошла на одном дыхании. Публика, в тот вечер выходившая из Мариинского театра, была потрясена развернувшейся перед нею музыкальной трагедией.
