Десять страниц из истории музыки - [36]

Так закончился «вертеровский период» его жизни. Брамс понял, что ему нужна творческая свобода. Инстинкт гения подсказал ему путь самопожертвования и печального одиночества.

В 1857 году Брамс получает первое постоянное место работы. Он был принят на службу при княжеском дворе в Дельмонде, где смог, наконец, найти желанный покой после трудных лет в Дюссельдорфе. Этот безмятежный светлый настрой его души подарил миру две оркестровые серенады Брамса. Параллельно он набирался опыта хорового дирижера и писал множество хоров.

Лето следующего года Брамс провел у Иоахима в Геттингене. Здесь он познакомился с дочерью профессора университета красавицей Агатой Зибольд. Она была замечательной певицей и прекрасно пела песни Брамса. Иоахим сравнивал ее голос с драгоценной скрипкой Амати. Весь город обсуждал отношения Брамса и Агаты и ждал, когда же объявят о помолвке. Но скоро в одном из его писем появляется знакомая фраза: «Я не могу наложить на себя оковы». Агата была оскорблена и разорвала их отношения.

Гениальный музыкант Иоганнес Брамс остался холостяком, он отдал свое сердце музыке. Современники считали его угрюмым, резким, раздражительным. Однако женщины были другого мнения. Они восторгались им. Да и сам Брамс не был женоненавистником. Конечно, в его жизни были и забавные привязанности. Иоганнес любил посещать дом доктора Феллингера, жена которого боготворила композитора. Эта удивительная женщина писала его портреты, вышивала ноты его песен. Однажды в день его рождения она преподнесла любимому маэстро пирог, на котором из теста были выпечены несколько нотных фраз. Брамс только посмеивался: «Вы поете меня, вы рисуете меня, вы вышиваете меня, вы печете меня!»

Рубеж 50—60-х годов принес композитору одно из самых сильных разочарований в творчестве. В течение пяти лет он писал одно из самых страстных и мятежных своих произведений. Сначала он записал его для двух фортепиано, в него входили, как в симфонии, четыре части. Потом траурную сарабанду он включил в «Немецкий реквием». А все остальное превратил в фортепианный концерт opus 15. Современники считали, что первая часть отражает впечатления от попытки самоубийства Шумана. О второй части он говорил Кларе: «Я пишу твой портрет в мягких тонах». Премьера концерта потерпела полный провал.

Еще больше Брамс был огорчен неуспехом произведения в Лейпциге, который он считал городом Шумана и Мендельсона. Здесь жили их духовные наставники, продолжатели национальных традиций. Им противостояла «веймарская» школа. В 1860 году в Цвикау, на родине Шумана, праздновали 25-летие созданного им «Нового музыкального журнала». Ни Клара, ни друзья Шумана приглашены не были. «Веймарцы» объявляли себя единственными наследниками Шумана и говорили, что все музыканты Германии разделяют их взгляды.

Брамс был возмущен. Вместе с Иоахимом он написал «Протест», напечатанный в берлинской газете «Эхо», в котором говорилось, что взгляды Листа являются «заблуждением», «противоречат самому существу музыки и вредно влияют на развитие искусства». В связи с тем, что Иоахима знали только как исполнителя, две другие подписи принадлежали малоизвестным композиторам, автором «Протеста» посчитали Брамса.

В 1862 году композитор приехал в Вену. Этот город сразу же принял его как пианиста. Но он мечтал о славе в родном городе, мечтал занять в нем место руководителя певческой капеллы. Но «отцы города» не захотели выбрать музыканта, который родился в самом нищем квартале города.

Еще одно разочарование ждало его в личной жизни. Он вновь влюблен. Чувство вдохновляет его на создание замечательных песен, автографы которых он подарил красивой и очень талантливой певице Оттилии Хауэр. Но и этому браку не суждено было осуществиться. Потом Брамс с иронией говорил, что «натворил бы Бог весть каких глупостей, если бы кто-то, к счастью, быстро не подцепил ее…».

Единственным утешением стало постепенное признание его разносторонних талантов. Он получил приглашение занять пост руководителя Венской певческой капеллы. Концерты с его участием пользовались большим успехом. Правда, репертуар капеллы несколько смущал публику. Это были в основном кантаты и оратории Баха, сочинения XVII века, большей частью мрачного характера. Жизнерадостные венцы язвительно шутили: «Когда Брамс в веселом настроении, он заставляет петь: «Могила — мое блаженство».

Этому можно найти объяснение. Не успел он разочароваться в собственных попытках создать семью, как на его глазах стал рушиться брак его родителей. Отцу было 57 лет, он был полон сил и радости жизни. Мать же в свои 74 года стала дряхлой и болезненной. Иоганнес пытался примирить родителей, но безрезультатно. Вскоре после развода мать умерла, а Брамс даже не успел проститься с ней. В средней части трио для валторн ми мажор он попытался выразить свою тоску и горечь утраты.

Памяти матери он посвятил одно из самых значительных своих произведений — «Немецкий реквием». Идея создания Реквиема вызревала у Брамса больше 10 лет. Потрясенный трагической судьбой Шумана, вскоре после его смерти он хотел сочинить траурную кантату. Смерть матери могла послужить последним толчком к его созданию. На титульном листе он написал: «В память о матери».