Десять страниц из истории музыки - [16]
В 1812 году Бетховен выпустил в свет еще две симфонии — Седьмую и Восьмую. Тема радостного прославления жизни, веселья, юмора нашла в каждой из них ярко индивидуальное выражение. В обеих господствует стихия танца.
Интерес к образам народного искусства, поэтизация бытового танца проявляется в Седьмой симфонии. Р. Вагнер назвал это произведение «апофеозом танца». М. И. Глинка называл ее «непостижимо прекрасной».
Восьмая симфония также основана на образах танца. Но весь облик этой музыки иной. Если Седьмая симфония тяготела к искусству «романтического века», то Восьмая повернута к давно ушедшему прошлому. В ней не столько чувство упоения жизненными силами, сколько юмор и легкая насмешка. Композитор словно оглядывается на пройденный путь и посмеивается над иллюзиями прошлого. Ее иногда называют «Маленькой симфонией». Это никак не связано с ее временными масштабами. Просто в ней нет ни мощи, ни широты, характерных для большинства симфонических творений Бетховена.
Летом 1811 и 1812 годов, по совету врачей, Бетховен жил в Теплице. Это был очень популярный чешский курорт, который славился целебными горячими источниками. Глухота композитора усилилась, он с ней смирился и уже не скрывал ее от окружающих. Правда, еще надеялся на улучшение. Бетховен чувствовал себя очень одиноким. Многие годы он пытался найти верную, любящую жену. Но все попытки закончились полным разочарованием. 6–7 июля 1812 года им были написаны знаменитые письма «К бессмертной возлюбленной», найденные после его смерти в потайном ящике. Кому они были адресованы? Почему все же остались у Бетховена? Этой «бессмертной возлюбленной» исследователи жизни композитора называли разных женщин: юную легкомысленную графиню Джульетту Гвичарди, которой посвящена «Лунная соната», ее кузин, графинь Терезу и Жозефину Брунсвик, и женщин, с которыми композитор познакомился в Теплице, — певицу Амалию Зебальд, писательницу Рахиль Левин и других. Кто бы она ни была, но в этих письмах воплощено такое глубокое страстное чувство, так тонко раскрыта душа страдающего человека, мечтающего о любви, что хочется привести их текст полностью.
Утром 6 июля. Мой ангел, мое все, мое я, только несколько слов и то карандашом (твоим!) — Зачем этот глухой ропот там, где говорит необходимость! Разве может существовать наша любовь иначе, как при отречении, при ограничении наших желаний? Разве ты можешь изменить то, что ты не всецело моя и я не весь твой? О, Боже! — Взгляни на чудную природу и успокой свой дух относительно неизбежного. Любовь требует всего и требует по праву, так и ты по отношению ко мне, и я в отношении тебя, — только ты так легко забываешь, что я должен жить для себя и тебя… Будь мы навсегда вместе, ты так же мало, как и я, чувствовала бы эту печаль. Я надеюсь, что мы скоро увидимся… И сегодня я не могу сказать, какие размышления приходили мне в голову в эти дни относительно моей жизни. Если бы мое сердце находилось возле твоего, их бы, конечно, не было. Моя душа полна желания сказать тебе многое. Ах, бывают минуты, когда я нахожу, что слова — ничто. Ободрись, оставайся моим верным, единственным сокровищем, мое все, как я для тебя! А что суждено и что должно быть, — ниспошлют боги. Твой верный Людвиг.
6 июля вечером. Ты страдаешь, мое самое дорогое существо… Ах, где я — там и ты со мной! Вместе мы достигнем того, что соединимся навсегда. Что за жизнь, так, без тебя!!! Меня преследуют люди своею добротою, которую я так же мало желаю заслужить, как и заслуживаю. Унижение человека перед человеком причиняет мне боль, и когда я рассматриваю себя в связи с мирозданием, — что я и что тот, которого называют Всевышним?.. Как бы ты меня ни любила — все же я люблю тебя сильнее — не скрывайся никогда от меня, — покойной ночи. Ах, Боже, так близко! так далеко! Разве не небо наша любовь? Но она так же незыблема, как свод небесный!
7 июля. Доброго утра! Еще в постели мои мысли несутся к тебе, моя бессмертная возлюбленная, — то радостные, то грустные в ожидании, услышит ли нас судьба. Жить я могу только с тобой или совсем не жить. Да, я решил блуждать вдали от тебя, пока не буду в состоянии кинуться к тебе в объятья, назвать тебя совсем моею и вознестись вместе с тобою в царство духов. Да, к несчастью, это должно быть так! Ты себя сдержишь, ты знаешь мою верность тебе, никогда не может другая овладеть моим сердцем, никогда, никогда! — О, Боже, почему надо бежать того, что так любишь? Но это неизбежно, — жизнь моя полна забот. Твоя любовь делает меня счастливым и несчастным в одно и то же время. В мои годы я нуждаюсь в некотором однообразии, в ровности жизни; может ли это быть теперь при наших отношениях? — Будь покойна; только смотри покойно вперед, мы можем достигнуть нашей цели — быть вместе. Вчера, сегодня — как страстно, со слезами, я рвался к тебе, тебе, тебе, — моя жизнь, мое все! До свиданья — о, люби меня, никогда не сомневайся в верном сердце твоего Л. Вечно твой, вечно моя, вечно вместе.
В Теплице в то время съехались многие коронованные особы. Здесь кипела деятельная жизнь. Здесь проводил лето Гете, изъявивший желание увидеть у себя Бетховена, которого он называл «величайшим национальным сокровищем». Но оба великих человека, столь противоположные по взглядам, не смогли понять друг друга. Они расстались совершенно разочарованными. Бетховен говорил, что он вместо «царя поэтов нашел поэта царей». А Гете написал одному из друзей: «Я познакомился с Бетховеном. Его талант меня изумил. Но, к сожалению, это совершенно необузданная личность. Хотя он вправе находить ненавистным весь мир, но этим он нисколько не делает его более приятным ни для себя, ни для других. Его можно извинить и пожалеть, так как он глохнет. Он, и без того по природе лаконичный, делается от этого несчастья вдвое молчаливее».
