Дела закулисные - [15]

— Да, это я относил коньяк, но дело в том… — начал было мямлить Франтишек.

— Если, конечно, вы этот коньяк не выпили сами, — продолжал Мастер Кубелик мрачно, — на пару со своим дружком! С вас станется и не такое.

Франтишек стал белым как полотно. В голове вертелись известные пословицы насчет того, что «у лжи короткие ноги», а «правда всегда победит», и он уже собрался во всем честно и до конца покаяться, как последовал вопрос:

— Вы давно работаете у нас в театре?

— Два с половиной месяца, пан режиссер.

— И какой же, скажите на милость, идиот включил вас в гастрольную поездку, если вы на театре без году неделя?

Франтишек сглотнул слюну и, скорее всего, ответил бы молчанием, но тут в разговор вмешался Михал Криштуфек и невозмутимо ответил:

— Вы, Мастер, — и, подняв руку, словно желая остановить возможные возражения, продолжал: — По рекомендации пана Кадержабек, естественно.

— Ага, — молвил режиссер, чуть насторожившись, — кстати, а как долго на театре вы?

— Пять лет, — заявил Михал с преувеличенной гордостью.

Режиссер Кубелик, чуть свесив голову набок, глядел на них, видимо размышляя, как ему поступить. Он рассеянно отхлебнул вина из бокала, стоящего перед ним на столе, и со все возрастающим подозрением снова вперил испытующий взгляд в глаза Михала.

— Почему же я вас никогда не видел?

— А потому, вероятно, что я стремлюсь не привлекать к себе излишнего внимания, — ответствовал Михал с оттенком высокомерия в голосе.

Режиссер Кубелик только и смог ответить:

— М-да, — но тут же вскочил со стула, словно во внезапном озарении, и, нацелив указательный палец в сторону провинившихся, заорал: — Вы все это проделали нарочно! Вы хотите уничтожить меня! Немедленно признавайтесь, кто вам это приказал!

Но Михал не оробел и решительно, будто рапортуя о ходе боевых действий, воскликнул:

— Вы сами, Мастер! Этот приказ мы с Локитеком получили от вас во время первой генеральной репетиции три года назад. Вы сказали: «Эй, вы, парочка! Как только барон Крюг повернется и двинется прочь из кабинета, снимайте двери и, едва сцена начнет погружаться во тьму, тут же бегите с ними к левому краю. Да не вздумайте копаться. Вам на все отводится тридцать секунд!» Вот мы и не стали копаться. Правда, теперь двери вместе со мной таскает не Локитек, а Франтишек.

Режиссер Кубелик отнюдь не был идиотом. И, хотя считал всех и каждого, от актеров и до технического персонала, многим ниже себя, тем не менее, нарвавшись на сообразительного противника, тут же давал задний ход.

— Ага, — снова сказал он, — у вас есть желание сделать из меня дурака!

— Что вы! Я себе такого никогда не позволю, — ответствовал Михал, оскорбленный в самых лучших чувствах, а Франтишек тем временем лишь потел и сглатывал слюну. — Я, — продолжал Михал, — между прочим, считаю вас после пана Пискачека вторым по величине режиссером в нашем театре.

— Одна-а-а-ко, — протянул режиссер Кубелик и удивленно поднял брови, — но я всегда полагал, что первый по величине — я! — Он какое-то время снисходительно переводил взгляд с Михала на Франтишека и обратно и вдруг добавил — Чтобы у вас не было причин считать меня тщеславным и мстительным, на этот раз мы обойдемся без штрафа. Ступайте!

— Что все это значит? — растерянно спросил Франтишек, когда они удалились на безопасное расстояние, но тем не менее воровато озираясь. — Ведь не мог же он подумать, что мы сделали это специально?!

Михал вздохнул с подвывом.

— Ах ты, божий человек. Неужели все еще не сечешь, что кто-то нас подзаложил?

— Но кто и зачем?

— «Зачем да почему», как говорится — кое-что по кочану! Эх ты, дитя малое. Оглянись вокруг. Главное, поглядывай направо. Все! Дружище, больше ты от меня ничего не добьешься!

И действительно, больше от него Франтишек ничего не добился. В ту ночь ему спалось в гостиничном номере намного хуже, нежели накануне. Впервые с того дня, как пришел в театр, Франтишек почувствовал, что все не так-то просто и он снова одинок. Он вспомнил Тонду, и тоска снова навалилась на него. И, лишь сообразив, что утром они возвращаются в Прагу, Франтишек наконец повеселел.

Глава пятая ДОН ЖУАН И ДЖЕМИНИ 8

Когда в «Главе второй» Тонда Локитек сообщил барменше Кларке, что Франтишек еще девственник, он полагал, что позволяет себе лишь некую поэтическую вольность, ибо ничего такого не знал, да и знать не мог. Дело в том, что разговорчики, касающиеся его сексуальной жизни, Франтишек переносил с большим трудом, по той простой причине, что его опыт в этих делах пока ограничивался лишь чтением любовной литературы и собственной чрезвычайно буйной фантазией.

Тем не менее информация, полученная от Тонды, Кларку весьма заинтересовала и с первого же дня она почувствовала неодолимые позывы взять эротическое воспитание Франтишека в собственные руки. Она терпеливо закидывала крючок с наживкой из двусмысленных улыбочек и однозначных взглядов в тот угол, где обычно сиживал Франтишек с Тондой Локитеком и другими монтами, но пока что без особого успеха, потому как Франтишека никто, кроме Тонды Локитека, не интересовал. Тонда был тот самый монумент, тот гений, который закрывал пред взором Франтишека все горизонты и виды на многочисленные достопримечательности этого мира. Кларка Зарубова, несомненно, к ним принадлежала, как в некоторой степени все, что ее окружало и было с ней связано. Как, скажем, помимо ее личных достоинств, и автомобиль супруга— белый «мерседес» с красными кожаными сиденьями, куда Кларка, случалось, усаживала какого-нибудь счастливчика из театрального персонала и увозила в свою комфортабельную квартиру с лоджией на шестом этаже модернового дома, что на Штепанской улице. На этой лоджии, летними солнечными деньками она потчевала визитеров холодным шампанским, смешанным с водкой, в пропорции две к одной, этим пагубным нектаром, именуемым в народе «белый медведь». Да и сама тоже попивала сей чисто российский коктейль, растянувшись в раскинутом шезлонге, подобная «Олимпии» Мане, скрывая от солнечных лучей под широкими полями черной соломенной шляпы, привезенной преуспевающим супругом из самого Парижа, одно лишь лицо…