Дедейме - [25]
– Много будешь знать – скоро состаришься! – Ханна засмеялась.
– Мина! Открой ворота! – закричала Эрке.
Ханна спешно завернула кольцо и положила его в бюстгальтер. Мина стояла у раскрытых ворот и махала бабушке рукой.
– Закрой как следует! – строго сказала Эрке.
– Я закрою как следует, сестричка Эрке! – пообещала Мина.
– Сестричка, сестричка… – эхом повторила Эрке.
Часть третья
Поселок Горячеводский, проселочная дорога, небольшие глиняные и кирпичные дома. Возле одного из таких домов стоит усатый раздолбай Изя. Ему слегка за тридцать, но голова усеяна проплешинами, в висках голубится седина.
– Базара нет, я отвечаю! Ты же меня знаешь! – говорит он в приоткрытое окно «девятки». За тонированными стеклами не видно лица его собеседника, но, судя по взволнованному и испуганному лицу Изика, оно вселяет страх.
– Я-то тебя знаю. – Собеседник засмеялся, а Изя рукавом стер пот со лба. – И ты меня знаешь. Со мной разговор короткий, я два раза не повторяю.
– Все будет по-мужски, – ответил Изя отъезжающему собеседнику. – Как у людей все будет.
Изя поднял руку, чтобы махнуть вслед, но тут же опустил, потому что к воротам его дома подъехала другая машина. В ней сидели две женщины: старая и молодая. Ему нравилась молодая, даже несмотря на большие затемненные очки. «Без очков было бы лучше, но и с очками ничего: фигура офигенная», – подумал Изя. Хорошую, пышную фигуру Изя ценил в женщинах больше всего. Он подбежал к машине, открыл дверь и подал руку пожилой пассажирке.
– Тетя Ханна, здрав-ствуй-те! – растягивая слова, произнес Изя. – Как жизнь молодая? Как здоровье? Как дети? Как дядя Натан?
– Хубе, хубе, куклейме[33]. Мать дома?
– Да, конечно! Она всегда дома сидит, никуда не выходит, вас ждет.
– Нас ждет? – удивилась Эрке.
– Ну да, она постоянно говорит: «Никуда не поеду, вдруг Ханна приедет».
Эрке с неприязнью посмотрела на Изика. Ей не нравился этот человек. Он казался ей клоуном.
– Мы в цирке? – строго спросила Эрке.
Изик замялся.
– Лучше давай помоги из багажника отрезы вытащить. – Эрке перебросила ему ключи от машины и прошла за матерью, которая уже скрылась за калиткой.
Когда Ханна и Эрке вошли в дом, они услышали из динамика:
– Изаура! Ничто не может помешать нам пожениться.
– Альваро, если ты узнаешь, кто я на самом деле, ты никогда не простишь себе, что полюбил меня…
За столом сидела женщина и смотрела телевизор.
– Шура! – окликнула Ханна.
– О, мои сладкие, я не слышала, как вы вошли! Вот Изик, паразит, не мог предупредить! – Она подскочила к женщинам и засуетилась. На ее щеках блестела сериальная слеза. – Чу хабери? [34] Сейчас я чай сделаю! Хурде хостени? [35]
– Нет! – отказалась Ханна.
– Мы только что завтракали! – пояснила Эрке.
– А я тут кассету с Изаурой смотрю. Вы не смотрели? Какой фильм сильный! Какой фильм! Жизнь у них настоящая, не то, что у нас! – Шуре было нелегко выйти из реалий рабовладельческой Бразилии и снова оказаться в мире провинциального кавказского городка. – Этот негодяй Леонсио же есть, он ее преследует, свободу ей не дает. – Шура подняла, а потом бросила руки и смахнула рукавом слезу.
В комнату вошел Изя с отрезами ткани.
– Куда положить? – он неспешно обвел взглядом всех присутствующих, включая бесшумно говорящую что-то с экрана Изауру, и остановился на матери.
Шура указала ему на высокий стол для выкроек.
– Ханна, ну почему ты не хочешь, чтобы я тебе сшила одно красивое платье? Тебе вай как хорошо буде-е-ет! – Последнее слово Шура произнесла нараспев и подмигнула Эрке.
– Не хочет, да, она платье носить! Я тысячу раз ее не упрашивала, платья не приносила? – Эрке пожала плечами. – Мама не хочет, ей удобно в халате.
– Ну ладно. – Шура подошла к отрезам и стала разворачивать ткань, чтобы увидеть рисунок. – Халаты так халаты. Из всех, как всегда? – Шура знала размеры Ханны наизусть и ей не требовалось обмерять женщину.
Ханна кивнула.
– Мам, я уйду ненадолго, приду через час-полтора с кентами, – сказал Изя. – Ты нам покушать организуй: хинкал, чуду, как положено.
– Мозги, да, не делай. Иди давай.
Изя вышел, а Шура продолжала говорить ему вслед:
– Нашелся мне, деловой! Придет он! Знаю я его дружков! Все якшается не с теми, с кем надо. Завел бы уже нормальных друзей…
– Сына почему не женишь? – вдруг спросила Ханна.
Шура оторвала глаза от ткани, подошла к окну и, приоткрыв занавеску, посмотрела во двор. Убедившись, что Изик вышел и закрыл за собой калитку, Шура сказала:
– Да хочу женить, но не получается. Спутался он с одной Катькой, у нее пузо до ушей уже. Я к ее матери ходила, ругалась: пусть, говорю, моего Изю в покое оставит. Он, говорю, не последний фрайер, чтобы чужих детей воспитывать. А она мне что, как ты думаешь? Скажу – не поверишь! Мы, говорит, твоего Изю силком не держим, захочет, говорит, сам уйдет. Это она мне такое говорит! Не держат они, конечно, знаю я таких. Нагуляла где-то ребенка, теперь Изю заарканить хочет. Я дверью хлопнула и ушла, а Изе сказала, что, если он еще порог ее дома переступит, домой пусть не приходит. Так и сказала, папамну! [36]
– А он что, слушается?
– Да вроде пока слушается, но надолго ли? Мужики они все – как дети. Пальцем помани, они и побегут вприпрыжку. Да еще и связался с какими-то зверьками, чеченцами этими, они же дикие, с гор спустились. Какие-то делишки замышляет с ними. Как я с ним намучилась. Был бы отец, он бы из него человека сделал. А так я одна, очень тяжело одной сына воспитать! Это меня все бог так наказывает за то, что от наших традиций отошла и за ненашего замуж вышла.
«– Моя мама и красивая, и умная, и успешная. У нее было столько возможностей выйти замуж во второй раз! Но она этого не сделала, понимаешь, не сделала! Она не хотела, чтобы кто-нибудь, не дай бог, меня обидел. Моя мама из-за меня принесла свою жизнь в жертву, а я…Дарина посмотрела на сидящего напротив мужа и опустила голову. Антон кивнул и взял ее за руку, но Дарина тут же руку высвободила…».
«У Конрада Фольксманна, молодого человека тридцати шести лет от роду, в отличие от большинства его сверстников, была цель – стать канцлером Германии. Он уже не помнил, когда ему впервые захотелось этого: то ли когда он прочёл биографию Конрада Адэнауэра и захотел стать похожим на него; то ли когда он вместе с матерью вышел на уличную демонстрацию и, скандируя лозунги за объединение обеих Германий, прошёл насквозь их тихий городок Альтенбург, что к востоку от Лейпцига; то ли когда всего через несколько дней после демонстрации, в которой и он принимал участие, рухнула Берлинская стена, и он осознал, что и он может влиять на политическую жизнь страны…».
Рассказ из сборника «Русские женщины: 47 рассказов о женщинах» / сост. П. Крусанов, А. Етоев (2014)
Им по шестнадцать, жизнь их не балует, будущее туманно, и, кажется, весь мир против них. Они аутсайдеры, но их связывает дружба. И, конечно же, музыка. Ред, Лео, Роуз и Наоми играют в школьной рок-группе: увлеченно репетируют, выступают на сцене, мечтают о славе… Но когда Наоми находят в водах Темзы без сознания, мир переворачивается. Никто не знает, что произошло с ней. Никто не знает, что произойдет с ними.
Роман молодого чехословацкого писателя И. Швейды (род. в 1949 г.) — его первое крупное произведение. Место действия — химическое предприятие в Северной Чехии. Молодой инженер Камил Цоуфал — человек способный, образованный, но самоуверенный, равнодушный и эгоистичный, поражен болезненной тягой к «красивой жизни» и ради этого идет на все. Первой жертвой становится его семья. А на заводе по вине Цоуфала происходит серьезная авария, едва не стоившая человеческих жизней. Роман отличает четкая социально-этическая позиция автора, развенчивающего один из самых опасных пороков — погоню за мещанским благополучием.
Россия, начало 2000-х. Расследования популярного московского журналиста Николая Селиванова вызвали гнев в Кремле, и главный редактор отправляет его, «пока не уляжется пыль», в глухую провинцию — написать о городе под названием Красноленинск, загибающемся после сворачивании работ на градообразующем предприятии, которое все называют просто «комбинат». Николай отправляется в путь без всякого энтузиазма, полагая, что это будет скучнейшая командировка в его жизни. Он еще не знает, какой ужас его ожидает… Этот роман — все, что вы хотели знать о России, но боялись услышать.
Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.