De Prófundis - [8]

— Вот только климат в вашем государстве очень уж гнилой, — угрюмо констатирую я, нарушая минуту молчания, которой мы провожаем унесенного ветром Колю. — Летом и вовсе, наверное, не продохнуть… Одни мухи чего стоят… — уже понимая, что все происходящее здесь — необратимо, я никак не могу смириться и пытаюсь залатать порушенные мосты…

— Ничего страшного, — весомо, как двухпудовые гири, роняет рослый парень в болоньевой куртке, окончательно отбивая мне руки. — Летом все здесь чудненько продувается ветерком. Заладила: запах, запах… И не к такому привыкали…

Минута, вторая, третья, чем дальше, тем легче, как при любом обучении. И, обсохнув, обогревшись, размякнув в живительном тепле костра, с мистическим ужасом вдруг замечаешь, что инобытийная жуть этих полуистлевших пальто и курток, дослуживающих Коле и Маге в роли матрацев и одеял, постепенно тускнеет, да и смрад изрядно поубавил свою первоначально убойную силу, и тошнота притупилась, осела, и уже можно то, о чем всего какой-то час назад дико было и помыслить достать, развернуть и преспокойно начать грызть хрустящее печенье, правда, ставшее вдруг отдавать не примеченной ранее горчинкой (уж не той ли, что зовут горечью самого безысходного из сладострастий — сладострастия падения?..) Можно, безвольно отдаваясь гипнотической магии неучастия, злорадно наблюдать, как исчезает, постепенно растворяясь в дыму костра и в гнилостных парах, шлейфом скользящих за бульдозером, жестокий, алчный и равнодушный город, породивший и эту сумеречную форму бытия… Где аверс становится сразу и реверсом, ангел — змием, Коля-бомж — и Кафкой-спелеологом человеческих душ, и Копперфилдом-кудесником, и примкнувшим к ним сумасбродом-Гераклитом со своим безнадежно-иллюзорным «все течет» да бредовым приказом посадить себя в кучу навоза, чтобы вылечиться от водянки. Только ли от нее? Что он удумал, глядя на звезды из зловонной кучи, и помогла ли ему его мазохистова терапия? Молчит мудрец-стервец, молчит История. Потому, что сказать, наверное, настолько страшно, что после этого и не выжить. Тем более, что разница между ним и нами пресущественная: он-то полез в дерьмо добровольно. Нас же туда, не мудрствуя лукаво, беззастенчиво упекли. Не иначе, как с целью вывести из этой дьявольской реторты нового гомункула. Что ж, опытные экземпляры уже имеются: на столичных свалках, говорят, замечали каких-то невиданных мутантов…

Верю. Сама видела. Еще не мутантов, правда, но — бродящую среди смрадных куч женщину на сносях. Помоечную мадонну с бутылками. Вот-вот она должна была разрешиться. Кем?..

***

— Кем да кем… Заладила! Опять драматизируешь!.. — добродушно пробурчал бы Толик. — Может, новым Геростратом, а может, и создателем новой богодухновенной Книги… Христос же тоже в хлеву родился, неужто забыла?

Толик — человек глубоко верующий. Только верит он и в Христа, и в Будду, и в Магомета, а через них — в общего Бога, который един, как смысл и цель, просто дороги к Нему у людей разные. И это опять-таки не истинно и не ложно и одна ничем не лучше и не хуже другой. Просто так оно должно быть и так есть. Только люди в своем суетном тщеславии никак не хотят понять, насколько глупо здесь спорить: все равно, что пытаться заставить человека любить именно только так и никак иначе. Как и к Богу, дорога к любви у каждого своя, хотя она тоже одна на всех и все ею дышит, движется и живет. И как бы она ни звалась — биотоками, жизненной силой, ци, праной или рейки, речь будет идти об одном и том же — божественной ипостаси, энергии Любви.

«Я тебя люблю безусловною любовью, ничего не требуя взамен»… Диковато звучит в наше жесткое, прагматичное, отвергающее всякие сантименты время, не правда ли?

Тем не менее, попробуйте. Попробуйте вот так, как мы: сесть напротив друг друга и, глядя глаза в глаза, повторять и повторять эту фразу. Уверяю — и себя, и сидящего напротив человека, и мир вокруг вы увидите совершенно иначе. Почувствуете, как рушатся, растворяются, уходят в небытие стены, пусть безопасного, комфортного, но бункера, в который вы сами замуровали себя, воздвигнув его из железобетонных блоков стереотипов. Оказавшись на свободе, вы с удивлением обнаружите, что прятались-то, оказывается, совершенно зря: никто и не собирался нападать на вас! И когда вас коснется дыхание распахнувшегося безграничного простора, вы, слившись с ним воедино, ощутите, как постепенно растворяется, утрачивая весь свой, казалось бы, очевидный смысл это пресловутое “нельзя объять необъятное” — бескрылое порождение обыденного сознания.

Еще как, оказывается, можно! Оказывается, можно научиться любить по-настоящему — не для себя, что мы по обыкновению и делаем, а просто за то, что он (она) такой (такая) есть. Можно, хотя и очень-очень не просто. Для этого — нужно научиться отпускать на свободу и плохое, и хорошее. Если вы стремитесь привязать к себе кого-либо, значит, вы еще не научились любить. Любить — это значит желать блага любимому. А есть ли благо выше свободы?

Никому нельзя отказывать в ней. Любая привязка — уже эгоизм. Учитесь искать Любовь, а значит — Бога, вовне, во всем, что вас окружает. Когда научитесь — Он придет к вам сам. Прежде чем брать, нужно научиться отдавать: сосуд должен быть пуст, чтобы что-то попало в него. Надо научиться отпускать прошлое, потому что все, что ни свершается — во благо, — говорит Толик — ведущий круг мастер рейки.