В повести Сергея Тютюника «Кармен и Бенкендорф» — Кармен не испанская цыганка, а кавказская немка, в ранней молодости убившая собственного мужа, прошедшая советские тюрьмы, пытавшаяся донести свой опыт до публики (ее проза была остановлена цензурой), а ныне торгующая своим телом. Бенкендорф не граф Александр Христофорович, а бывший главный цензор СССР, в новые времена курирующий «информацию» в одной из «горячих точек».Произведение входит в авторский сборник «Рикошет».
«Кишлак назывался Яхчаль. Этот кишлак не просто сожгли, а сожгли к чертовой матери, потому что не сжечь его было невозможно.В первый раз его сожгли душманы. Отряд никого не карал и никого не вербовал, ему просто нужны были продукты. Кишлачный люд плакал, отражая слезами розовое пламя…».
«За стенами солдатского клуба на пыльной голой земле сидел сдуревший от жары июль. По палаткам безмолвно бродила дизентерия, хватая бойцов за истончившиеся кишки и высасывая из них кровь. Мухи радостно пели и путались в ее грязных волосах. Хилый саженец-госпиталь только-только начал пускать побеги инфекционных отделений…».
«Юный лейтенант Вася Самсонов имел расклешенный и приплюснутый нос, кудрявую черноволосую голову на гибком, как шланг, теле, нежные девичьи щеки, которые он брил раз в два дня, и веру в то, что, по большому счету, все люди – братья. Вера его происходила от размеренной, лишенной драматизма жизни за забором военного училища, где читали Куприна и Пикуля, говорили об офицерской чести и изучали тыловое хозяйство полка…».
«Двухтысячное войско под началом подполковника Балакина, одного из лучших полковых командиров Объединенной группировки федеральных войск на Кавказе, в распластанном на пологих холмах предгорной Чечни поселке обложило отряд Шамиля Караева, состоявший из семидесяти человек. Шамиль уже вторую войну водил за нос федералов и вот попался…».
«БТР вздрогнул. Колька Константинов молча смотрел на дырку в борту бронетранспортера и тихо мочился в штаны. Водителю посекло осколками стриженый затылок, и черная кровь с трудом ползла по волосам за пыльный воротник…».
«Увязнув длинными ногами в своей куцей полуденной тени, пастух стоял на обочине и держал руку шлагбаумом. Шестнадцать обшарпанных машин, шедших на юг, остановились. Колонна захлопала высокими дверцами «КамАЗов» и зарычала выхлопными трубами…».
«Первый снаряд из-за Витькиного волнения улетел далеко вперед. Шуваев не нашел на горизонте букета вырванной в воздух земли. Шуваев скрипнул зубами от чувства промаха. Витя стал заново пересчитывать всю свою командирскую работу, слыша над головой завывание чужих мин…».
«На двадцать четвертом месяце солдатской службы Колька Константинов твердо постановил себе, что если через три недели не уедет в Союз, то умрет с голоду, но гречку есть больше не станет…».
«На сигарету Говарду упала с носа капля мутного пота. Он посмотрел на солнце. Солнце было хорошее, висело над головой, в объектив не заглядывало. Полдень. Говард не любил пользоваться светофильтрами, но при таком солнце, как в Афганистане, без них – никуда…».
«Пальба длилась добрых полчаса. Потом по одному, нестройно, стрелять перестали. Оглохшие от грохота, вслушивались в наступившую тишину. Не поднимая голов, высматривали в каменистой долине признаки жизни…».
«На столах успели раскалиться от жары консервные банки со сливочным маслом. Черные мухи, сдурев от восторга, пикировали в его янтарный сок и умирали в золотой глубине…».
«Мальчиком я любил войну. Я любил войну до слез. Я любил играть в войну настолько, что вытаскивал из кладовки вылинявший флаг. Флаг с серпом-молотом и звездочкой, прибитый к крашеной планке…».
«Каппелевцы перестали идти красиво и рассыпались в цепь. Анка застрочила из пулемета (в роли Анки – актриса Вера Мясникова). Пулемет грохотал, каппелевцы залегли…».
«Ротой теперь командовал высокий узколицый лейтенант Касьянов с длинным тонким шрамом на щеке. Лейтенант покраснел за чужой позор и погладил пальцем побелевший от стыда шрам. Касьянов знал про то, что шрам белеет на фоне покрасневших щек и усиливает эффект стыда. Проводник-афганец почувствовал недоброе и занервничал…».
«Один лейтенант, свесив ноги в люк, сидел на броне бэтээра. Бэтээр ехал по пыльной дороге и наехал на мину. Мина оторвала от бэтээра колесо «с мясом», подкинула высоко в лысое небо лейтенанта и там, в лысом и горячем небе, достала его небольшим пластмассовым осколочком…».
«Витька был злой на весь свет. Во-первых, жена ему дико изменяла, и об этом говорилось уже в третьем письме, которое он получил от матери. Во-вторых, Наташка, посудомойщица из столовки отказалась крутить с ним любовь даже после его обещания жениться на ней. В-третьих, вчера у него сломался кондиционер, и теперь что «за бортом», что в комнате было плюс 45 по Цельсию…».
"Ингушско-осетинское вооруженное столкновение уникально прежде всего тем, что в состояние войны вступили два народа единого Российского государства. Словесные извивы по поводу того, что Ингушетия оставалась в стороне от конфликта, а участвовали в нем лишь ингуши, проживающие на территории Северной Осетии, не выдерживают никакой критики. Сам же конфликт обнажил кроме прочего катастрофическую слабость федеральной власти, не только не сумевшей разрядить ситуацию, но и позволившей определенным кругам раскалить ее до предела...
Повесть Сергея Тютюнника, которую мы предлагаем читателям “Дарьяла”, возвращает нас в прошлое и представляет третью сторону, участвовавшую в конфликте.
Добро пожаловать
Наш сайт использует куки для сбора анонимной статистики.
