Дѣла минувшихъ дней. Записки русскаго еврея. В двух томах. Том 1 - [105]
Петроградскіе евреи конца 80-хъ и начала 90-хъ годовъ помнятъ подвижную маленькую фигурку старика съ бѣлой длинной заостренной двумя концами бородой, съ выразительнымъ подвижнымъ лицомъ и острыми, умными, проницательными глазами. Это былъ рабби Шмуэль Быховскій. Всегда чистенько одѣтый, въ длинномъ сюртукѣ, съ пучками бумагъ въ карманахъ и въ рукѣ, онъ всегда былъ занятъ, всегда спѣшилъ, разъѣзжая по всему городу на извозчикахъ. Онъ былъ другомъ всѣхъ швейцаровъ въ министерствахъ и желаннымъ гостемъ для всѣхъ курьеровъ, обслуживавшихъ кабинеты директоровъ департаментовъ и другихъ высокихъ сановниковъ. Каждый день, а иногда и по нѣсколько разъ въ день, рабби Шмуэль являлся съ докладомъ къ бар. Гинцбургу, получалъ отъ него указанія и пускался опять въ хожденіе по департаментамъ. Быховскій былъ представителемъ ортодоксальной провинціи, аккредитованнымъ при бар. Гинцбургѣ въ Петербургѣ. Онъ велъ обширную переписку, неизмѣнно на древне-еврейскомъ языкѣ, которымъ онъ пользовался свободно для выраженія самыхъ запутанныхъ административныхъ мыслей. Быховскій зналъ о зарождающейся въ головѣ сановника, вѣдающаго той или другой отраслью еврейскихъ дѣлъ, мысли, онъ первый какъ бы чутьемъ догадывался о готовящемся циркулярѣ, зналъ кто и когда и кому докладываетъ о томъ или другомъ вопросѣ, и никто лучше его не умѣлъ во время подать записку, повліять на то, чтобы докладъ былъ отложенъ, пока лицо, отъ котораго зависитъ рѣшеніе даннаго вопроса, не будетъ надлежащимъ образомъ подготовлено. Онъ былъ желаннымъ гостемъ на дому у многихъ чиновниковъ. Быховскій былъ весь къ услугамъ тѣхъ, представителемъ которыхъ онъ являлся; съ особенной зоркостью онъ слѣдилъ за тѣми дѣлами, которыя имѣли своимъ предметомъ ту или иную сторону еврейской духовной или религіозной жизни. Семья его жила въ Могилевѣ. На Пасху и на осенніе праздники онъ уѣзжалъ къ себѣ домой. Кажется, это были единственныя недѣли его отдыха въ теченіе многихъ лѣтъ его хлопотливой и крайне полезной работы. Когда я началъ заниматься еврейскими дѣлами, Быховскій сталъ моимъ постояннымъ посѣтителемъ. Въ 8 час. утра онъ уже сидѣлъ у меня въ кабинетѣ, сообщалъ о результатахъ своихъ хлопотъ и развѣдокъ въ предшествующій день и уходилъ отъ меня снабженный всякими справками, записками, докладами и т. д. Періодъ его пребыванія въ Петербургѣ былъ особенно важенъ съ точки зрѣнія еврейскихъ дѣлъ. Это было переходное время: отъ Паленской комиссіи до конца царствованія Александра III, когда министромъ внутреннихъ дѣлъ былъ Н. И. Дурново. Надо ли говорить, что Быховскій былъ весьма популяренъ во всемъ литовскомъ еврействѣ, но авторитетъ его стоялъ очень высоко и въ средѣ ортодоксальнаго петроградскаго еврейства. Знатокъ Талмуда, хассидъ, но не любавическій, онъ пользовался большимъ уваженіемъ въ тѣхъ синагогахъ, гдѣ онъ молился. Никто лучше его не умѣлъ распространять тѣ или другіе лозунги дня, вызвать агитацію въ провинціи, повліять на то, чтобы въ Петербургъ сыпались прошенія и заявленія со всѣхъ концовъ черты осѣдлости. И когда на очередь дня выдвинулся вопросъ о меламдахъ или хедерахъ, то Быховскій изъ Петрограда и Ниссанъ Каценельсонъ изъ Кіева поставили на ноги все ортодоксальное еврейство и въ министерство народнаго просвѣщенія посыпались тысячи прошеній, каждое съ сотнями подписей. Быховскій, когда я съ нимъ встрѣтился, былъ уже глубокимъ старикомъ, ему было болѣе 70 лѣтъ. Но свѣжесть ума и физическая подвижность его были и тогда изумительны. Около 8–9 лѣтъ я его зналъ еще бодрымъ работникомъ, пока годы не взяли свое, 80-ти лѣтній старецъ заболѣлъ тяжелой болѣзнью и послѣ мѣсяцевъ страданій, отошелъ въ вѣчность. Въ Петербургѣ, да и во всемъ еврействѣ образовался пробѣлъ. Появилось, правда, много желающихъ занять то же амплуа. Изъ разныхъ центровъ раздавались голоса о необходимости имѣть подобнаго представителя въ Петербургѣ. Такіе дѣйствительно и появлялись, но рабби Шмуэля Быховскаго никто замѣнить не могъ. Съ благодарностью не только за себя лично, но и за всѣхъ кто работалъ съ Быховскимъ, я останавливаю свои мысли на памяти этого неутомимаго дѣятеля.
ГЛАВА XVI.
Нежеланіе евреевъ заниматься производительнымъ трудомъ и неспособность ихъ къ земледѣльческому труду, — таково было необоснованное утвержденіе, на которомъ строились антисемитскіе лозунги 80-хъ годовъ и которымъ правительство оправдывало ограничительныя мѣропріятія по отношенію къ евреямъ. Обычнымъ аргументомъ въ доказательство неспособности евреевъ къ занятію земледѣліемъ былъ якобы неудачный опытъ устройства еврейскихъ земледѣльческихъ колоній, въ Херсонской и Екатеринославской губерніяхъ въ царствованіе Николая I. Первыя колоніи были основаны въ Херсонской губ., а затѣмъ позднѣе, ближе къ 50-мъ годамъ началось устройство 17 колоній въ Екатеринославской губ. Для образованія ихъ были отведены казенныя земли. Но не успѣли колоніи развиться, какъ со стороны правительства стали раздаваться обвиненія, что евреи оставляютъ свои участки земли, переходятъ на городскіе промыслы, и даже переселяются въ города, а участки, будто бы, сдаютъ въ аренду за плату.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».