Цивилизация Просвещения - [208]

П

Палеонтология

Палеонтология утверждается медленно. Она — и она тоже — предполагает революцию в умах, которую не под силу было бы совершить даже Вольтеру и которую терпеливо подготавливал Бюффон. Палеонтология родилась из стратиграфии и впоследствии будет связана как с геологией, так и с исследованием ископаемых останков и сравнительной анатомией.

Папладианство

Через призму творчества мастера из Виченцы Античность служила образцом для многих поколений архитекторов XVI–XVIII веков. Особенно сильным влиянием Палладио отмечен английский классицизм в лице «ренессансного» Иниго Джонса, а с наступлением XVIII века — лорда Берлингтона, Кента и Кэмпбелла, пришедших на смену приверженцам барокко второй половины XVII века — при Карле I и Карле И.

Париж

Можно ли оценить численность населения Парижа в начале XVII века в 400 тыс. человек? Цифра 500 тыс. для 1700 года правдоподобна, цифра 550 ты с. для 1801 года — вполне обоснованна. Предположим, что в канун революции в столице насчитывалось 600 тыс. человек. Если 400 тыс. для первых лет XVII века — не слишком завышенная цифра (хотя этот вопрос, безусловно, требует проверки), можно заключить, что в XVII–XVIII веках Париж рос медленно, причем в XVIII веке даже медленнее, чем в XVII. Отличие от Лондона просто поражает. С одной стороны — почти пятикратный рост, с другой — увеличение на 50 %. Тем не менее это не помешало Парижу оставаться интеллектуальной и художественной столицей Европы в большей мере, нежели Лондон, который являлся центром невиданного роста английской и мировой экономики. В научной сфере между двумя столицами наблюдалось приблизительное равенство. Конечно, с 1670 года Париж страдал от Версаля. В отличие от Шёнбрунна или Вестминстера и Кенсингтона, Версаль был расположен слишком далеко, чтобы оказаться включенным в столичное городское пространство.

По справедливости, с 800 тыс. обитателей Лондона следует сравнивать именно 650 тыс человек, проживавших около 1785 года в комплексе Париж — Версаль. Разрыв сохраняется, но выглядит не столь ошеломляющим. Еще один контраст: в то время как население растет медленно, застроенное пространство расширяется быстро. Это говорит о процветании, служит доказательством концентрации могущества и власти и значительного выигрыша в продуктивности. Парижские отели представляют собой лучшие лаборатории эстетики Просвещения. Париж психологически страдал от удаленности государственной власти. Сетования по этому поводу раздавались нередко — особенно в памфлете «Тень великого Кольбера», написанном Лафоном де Сен-Йенном.

Между тем монархия никогда не пренебрегала Парижем и трудилась совместно с городским муниципалитетом. Среди великих прево вслед за Пеллетье (1668–1676) можно упомянуть Трюдена (1716–1720) и Тюрго (1729–1740), отца великого Тюрго. Обеспечение работы полиции, а главное, безопасности городского пространства требовало, чтобы ответственность принял на себя король. Должность лейтенанта полиции была учреждена в 1667 году для Никола де Ла Рени, занимавшего ее в течение тридцати лет. Будучи связанным с Королевским домом, префект полиции мало-помалу заменил в роли городского головы прево представителя торговцев. Но еще большим Париж в XVIII веке был обязан частному предпринимательству и еще большим — спекуляции земельными участками.

Вал Людовика XIII был лишь мимолетным эпизодом. Перенос оборонительных линий на границы благодаря железному поясу Вобана дал Людовику XIV возможность в 1670 году отказаться от этого стесняющего мифа. Людовик XIV санкционировал превращение укреплений — от порта Сен-Дени до Бастилии — в бульвары. Строительство ворот начиная с 1670 года, Сент-Антуан, обреченный исчезнуть, всегда открытые Сен-Дени и Сен-Мартен с очевидностью свидетельствуют о конце укреплений: стена Генеральных откупщиков накануне революции имела скорее фискальное, чем военное назначение. За ее пределы вышли уже в то самое время, когда она строилась.

В XVII веке в Париже внутри вала Людовика XIII соседствовали возделанные свободные пространства и невероятные нагромождения домов между слишком узкими просветами улочек. В XVIII веке труды по благоустройству способствовали некоторому выравниванию: свободные пространства исчезли, но вместе с ними исчезли и наиболее ветхие постройки. Положение от 1783 года, продиктованное заботой о воздухе и свете, регламентировало минимальную ширину новых улиц (30 футов) и максимальную высоту фасадов домов (60 футов). Но наследие XVIII века — это еще и новые кварталы: шоссе д’Антен, предместье Монмартр и др. Выделяются все новые участки для застройки (Шуазелем, герцогом Орлеанским…). «За тридцать лет, — писал Мерсье в 1788 году, — в Париже возведено 10 тыс. новых домов; каменщики перестроили треть Парижа;, все спекулировали на земельных участках; вызывали полки из Лимузена». Важным элементом эстетики XVIII века была площадь — см. Королевские площади. Выход за пределы старого городского пространства способствовал появлению площадей с воротами. Пространство веером сходится к воротам; моделью служил Рим. После того как проект Алеома на востоке (XVII век) не удался, площадь Людовика XV — в том виде, который ей в конце концов придал Габриэль, — представляет собой промежуточный вариант: это королевская площадь по наличию статуи и площадь с воротами по топографии.