Чужестранка - [290]

Я не стала интересоваться его намерениями – они и так были ясны. Не спросила я также, уверен ли он в своих возможностях. Относительно этого у меня имелись определенные опасения, но я смолчала, не желая выступать пророчицей.

Неожиданно и скоро настал миг слияния, такой привычный и вместе с тем незнакомый. Джейми глубоко вздохнул – удовлетворенно, а может быть, с облегчением. Мы ненадолго замерли в неподвижности, будто опасались неосторожным движением разрушить хрупкую связь между нами. Джейми нежно ласкал меня здоровой рукой, раздвинув пальцы словно невероятно чувствительные кошачьи вибриссы. Наконец он задвигался, словно спрашивая, а я отвечала ему на таком же языке.

Мы начали осторожную медленную игру, соблюдая баланс между желанием и его слабостью, между болью и возраставшим наслаждением. На краю сознания проскочила мысль, что мне обязательно нужно поделиться с отцом Ансельмом открытием о существовании еще одного способа остановить время; впрочем, я сразу же сообразила, что делать этого не нужно, так как этот способ духовному лицу недоступен.

Я обнимала Джейми, пытаясь не дотрагиваться до рубцов на спине. Он вел ритм, но оставил мне возможность определять силу наших движений. До самого конца мы молчали, лишь тяжело дышали. Почувствовав, как он устает, я обняла его покрепче и прижала к себе, ускоряя кульминацию.

Викторианцы называли оргазм «маленькой смертью»; такое название они дали вполне обоснованно. Джейми лежал рядом, тяжелый, неподвижный, как покойник, и лишь медленные удары сердца возле моей груди свидетельствовали, что он жив. Мне казалось, что, прежде чем он пошевелился и пробормотал что-то мне в плечо, прошла целая вечность.

– Что ты сказал?

Он повернул голову и прикоснулся губами к моему уху. Я почувствовала на шее теплое дыхание.

– Я говорю, – проговорил он негромко, – что у меня совсем сейчас не болит рука.

Здоровой рукой он погладил меня по щеке.

– Ты за меня боялась?

– Да, – ответила я. – Ты, пожалуй, с этим поспешил.

– Это правда, – тихо и весело сказал он. – Я почти что умер. Да, я тоже боялся. Но я проснулся от того, что у меня болела рука, и никак не мог опять заснуть. Метался, ощущал себя ужасно одиноким. Чем дольше я думал о тебе, тем сильнее тебя хотел, и только на полпути в твою комнату, в коридоре, подумал, как мне поступить, когда я доберусь до места. И когда я так подумал…

Он остановился и еще раз погладил меня по щеке.

– Ну что, англичаночка, я, может, не слишком хорош, но трусом меня не назовешь, правда?

Я повернулась, чтобы ответить на поцелуй, но неожиданно у него громко заурчало в животе.

– И нечего смеяться, – жалобно протянул он. – Сама виновата, моришь меня голодом. Это вообще чудо, что я управился с тобой на одних бульонах да эле.

– Хорошо, – смеясь, ответила я. – Ты победил. Получишь на завтрак яйцо.

– Ха, – удовлетворенно отреагировал он. – Я так и знал, что, если я предложу тебе подходящую приманку, ты станешь лучше меня кормить.

И мы уснули, крепко обнявшись, лицом друг к другу.

Глава 41 Из недр земных

Две недели после этого события прошли так: Джейми выздоравливал, а я предавалась размышлениям. То мне казалось, что мы должны отправиться в Рим, где с двором претендента считались, и… зачем мы туда отправимся? То я всей душой стремилась лишь к тому, чтобы отыскать надежное и незаметное место, где бы мы мирно жили.

Стоял теплый солнечный день, с сосулек, за зиму наросших на страшных носах горгулий, лилась капель, пробивая в сугробах у стен узкие колодцы. Дверь к Джейми была открыта настежь, окна открыты – комнату проветривали, чтобы изгнать дым и запахи болезни.

Я тихо посмотрела внутрь из-за двери – не хотела будить спящего, – но узкая кровать была пуста. Джейми сидел у открытого окна, вполоборота к двери, так что лицо было почти скрыто.

Он был еще крайне худ, но плечи под грубой тканью одеяния послушника уже широко расправились, вновь появилась и аристократическая осанка; Джейми сидел ровно, уверенно, выпрямив спину и заведя ноги под стул; вся его фигура излучала гармонию. Поддерживая здоровой левой рукой, он осторожно поворачивал правую, согревая ее на солнце.

На столе лежала гора бинтов: Джейми снял повязку с больной руки и теперь пристально и тщательно ее разглядывал. Я остановилась на пороге; с этой точки мне хорошо была видна его рука. Шрам от раны гвоздем на ладони был почти не виден, она на удивление хорошо зажила: осталась лишь маленькая розовая точка, которая должна была потом пропасть совсем. На тыльной стороне руки дела обстояли не так хорошо: из-за присоединившейся инфекции и последующего воспаления шрам был с шестипенсовик, и корка еще не окончательно сошла.

На среднем пальце выделялись изломанные края свежего розового шрама, тянувшиеся от основания пальца до сустава. Большой и указательный пальцы, вынутые из лубков, выглядели обычно, но мизинец оказался ужасно скрючен; я помнила, что он был сломан не меньше чем в трех местах, и я не сумела точно соединить кости. Безымянный палец сросся не очень удачно, и когда Джейми положил на стол руку ладонью вниз, он несколько поднимался вверх.