Глава 1
Всем нужен василиск
– Не вертись! – сурово прикрикнул Дитер. – Заколдую!
Я испуганно замерла. Он василиск, он может. Обратит в камень, и буду стоять среди цветущих слив, красивая и вечно молодая. Идеальная натурщица!
Передвинув во рту длинный мундштук, Дитер усмехнулся и выдохнул вместе с дымом:
– Так-то лучше!
Я приняла надутый вид, но хватило меня только на несколько минут. Руки затекли держать белый бумажный зонтик. Полупрозрачный альтарский халатик, расшитый пионами и райскими птицами, так и норовил соскользнуть с плеч. Подпустив в голос слезу, я осторожно осведомилась:
– И тебе совсем-совсем не будет меня жалко?
– Будет, – ответил Дитер, тщательно размешивая голубую краску. – Но только немножко. Совсем. Капельку.
– Жестокий! – возмутилась я. – Разве камень обнимет так нежно, как это сделает живая женщина? Разве утешит, когда плохо? Разве поцелует? Разве родит наследника?
– Тебе мало одного чудовища? – выгнул бровь Дитер, одновременно касаясь кистью натянутого на подрамник холста.
– Мало! – с готовностью закивала я. – Хочу двоих… нет, пятерых маленьких чудовищ! И чтобы все были похожи на тебя!
– Какой ужас! – отозвался Дитер, театрально округляя глаза. – Пять маленьких надутых индюков! Тебе не кажется, что это перебор?
Я задумалась, постукивая ногтем по бамбуковой рукояти зонтика, наконец кивнула:
– И правда, не слишком ли много радости для тебя одного? Пусть дочки будут похожи на меня.
– Капризули с острыми язычками? – Дитер схватился за сердце. – Мне хватает одной!
– Фу, какой же гадкий у меня муж! – фыркнула я. – И почему ты так не любишь детей?
– Я просто не хочу передать свое проклятие, дорогая, – пояснил Дитер, снова переключаясь на картину. – Не хочу той судьбы, что была у меня. Эти косые взгляды… насмешки… презрение… вечный страх!
– Ты теперь можешь управлять силой, – возразила я. – Проклятие снято, нам нечего бояться!
– И все-таки я не уверен, – упрямо проговорил он, сосредотачиваясь на портрете и полностью спрятавшись за ним.
Дитер умел быть нежным и заботливым, когда хотел, но если ему что-то втемяшится в голову, пиши пропало – он становился непреклонен. Типичный характер типичного вояки, которого по-прежнему называли фессалийским чудовищем и боялись смотреть в лицо, особенно когда Дитер был без очков.
– Обещаю, – сквозь зубы продолжил он, нервно грызя мундштук, – скоро я обязательно разберусь с этим вопросом. Я отправил прошение в альтарский монастырь, и как только монахи-отшельники согласятся нас принять, мы узнаем наверняка.
Я вздохнула и опустила ресницы. Конечно, когда выходишь замуж за про́клятого генерала, всегда есть вероятность, что твои дети тоже переймут проклятие, и ни мне, ни мужу не хотелось рисковать. Но при мысли о том, что у меня будет ребенок от любимого мужчины, сердце замирало от счастья и я готова была ждать сколько угодно, лишь бы это однажды произошло.
– Ты веришь мне, пичужка? – спросил Дитер, на миг отрываясь от картины.
– Верю, – улыбнулась я, и генерал улыбнулся в ответ.
– Вот и хорошо. А сейчас дай мне спокойно дорисовать волосы!
– Голубой краской? – подозрительно полюбопытствовала я, глядя, как Дитер снова увлеченно заелозил кистью по холсту.
– Не нравится голубой цвет? – Он пожал плечами. – Я могу взять зеленый.
– Ты опять смеешься надо мной!
– Серьезен, как камень. И прекрати вертеться, иначе нарисую тебе красные уши.
– Только не красные уши! – возмущенно пискнула я и взмахнула зонтиком, сбив несколько цветков.
Белые лепестки закружились, осыпая меня как снегом.
– Спокойно, пичужка. Я художник, я так вижу. – Выдув дымную струйку, Дитер отодвинулся от холста, окинул его довольным взглядом и удовлетворенно заявил: – Ну вот, теперь почти готово. Можешь смотреть.
Я сразу отбросила зонт и, придерживая халатик, метнулась к портрету. До этого я видела его картины только в родовом замке герцогов Мейердорфских, наследником которых был мой муж, но при мне Дитер не рисовал. Лишь недавно удалось уговорить его вернуться к любимому хобби, и мне нравилось, каким умиротворенным и возвышенным становился он в такие моменты.
Оттолкнув Дитера плечом, я остановилась перед холстом и неверяще замерла.
– О Дитер! – тихо воскликнула я. – Это действительно талантливо…
Я восхищенно разглядывала собственный портрет, нарисованный нежными акриловыми красками. Дитер изобразил меня в виде альтарской аристократки, неспешно прогуливающейся в весеннем саду, когда солнце только восходит над вершинами гор и золотит облетающие цветы. Мое лицо на картине было немного белее обычного согласно альтарской моде, но тем лучше с фарфоровой кожей контрастировали рыжие волосы, уложенные в сложную многоярусную прическу и подсвеченные солнцем, и нежно-коралловые губы, уголки которых приподнялись в улыбке, достойной Моны Лизы.
– Глаза боятся, а руки делают, – многозначительно проговорил Дитер, глядя не на портрет, а на меня.
Я счастливо вздохнула и поцеловала его в щеку:
– Спасибо, дорогой…
– Нет-нет! – засмеялся он, притягивая меня к себе. – Этого мало! Такой превосходный портрет только из-под пера мастера достоин большего, чем поцелуй в щеку!
