Чужая страна - черника - [25]

— Нет.

Сюлви снова разделила карты. Но вдруг руки ее остановились, и она повернулась и поглядела на Янне.

— Ты допрашиваешь меня, словно полицейский, — сказала она. — Наверное, соскучился по Финляндии?

— Нисколько.

Янне устремил взгляд на темное пятно на стене; летом он раздавил там муху.

— Ты обманываешь свою старую тетку.

Янне не отводил взгляда от пятна.

— Ну, скучно иногда… немножко.

— И ты готов когда угодно вернуться обратно?

Янне не ответил и стал снова думать о Масе, Рипе, Вуохипуро, старался представить себе, на какое же место речки мальчики ходили. Яска однажды поймал восемь миног прямо под водопадом Вяярякоски. Но иной раз и на извилине ручья хорошо ловилось…

— Ты не слышишь? — Сюлви трясла Янне за плечо.

— Я задумался…

— О Финляндии, конечно.

— Вот и нет.

Сюлви засмеялась, словно девочка, воркующим смехом.

— Не горюй, ты еще попадешь в Финляндию.

— Ты увидела это по картам?

— Нет, по твоей матери. Ей тоже здесь не хорошо.

13. Война и мир

Мать поставила на стол тарелку, стакан, положила ложку. Масло и молоко были в холодильнике, хлеб в пакете. Железистая таблетка лежала на клеенке рядом с ложкой.

Янне поставил кастрюлю на плитку и включил ток. В кастрюле был мясной суп. Мать сварила его утром и затем ушла к двум часам на фабрику в вечернюю смену. Она придет только после десяти. Он тогда будет уже в постели. Лишь рано утром он мог немного поговорить с матерью.

Когда Янне ставил на стол банку с молоком, он заметил оставленную матерью записку. В ней значилось: «Отец придет в восемь. Оставь ему супу, прими таблетку и будь послушным мальчиком. Мама».

Янне налил в стакан молока и сделал бутерброд. Затем пошел в маленькую комнату дожидаться, пока согреется суп.

Он не садился на зеленую софу, эту новую: она все еще казалась чужой вещью, хотя была у них уже несколько недель. На ней нельзя было возиться и подпрыгивать, как на старой. Теперь старая софа вышла в тираж и стояла в сарае, и брошенный комод лежал на ней, как больной человек.

Он охотнее присаживался на твердый стул.

Коврик все же остался старый, и картины, и настенный ковер тоже. Одну картину, с лошадьми, мать вырезала из журнала и прикрепила кнопками к стене. На картине были изображены две лошади, щипавшие траву на зеленой лужайке. За лошадьми были березы, а сбоку виднелся кусочек синевы не то озера, не то пруда.

Сохранился ли еще этот журнал…

Он заглянул в ящик стола для приемника. Там была «Улыбка» и сборник серии «Сердце». Мать взяла его взаймы у Виртанена. Виртанен у какого-то Мюллюярви, а Мюллюярви бог знает у кого.

Янне перелистал истрепанную многими пальцами «Улыбку». На одной картинке была изображена Лайла Киннунен, на другой полная женщина, к пухлому лицу которой кто-то пририсовал шариковой ручкой лохматую бороду.

Просмотрев все картинки в «Улыбке», он начал читать в серии «Сердце» рассказ, называвшийся «Я влюбился в жену брата». Но больше двух-трех страниц он прочесть не мог, персонажи рассказа только и знали, что целовались да плакали.

Он направился обратно на кухню.

Поев, он убрал посуду и подошел к окну маленькой комнаты. Со стороны озера дул ветер и заставлял сосны кланяться дому. Ветер приносил с собой мелкий дождь, который ощущался на щеках мокрым компрессом и затуманивал взор.

Погода была не для гулянья.

Но поиграть в автомобили можно было. Он приставил стул к окну и стал глядеть на дорогу. Если автомобиль появится со стороны завода, он получает очко. А если со стороны танцевальной площадки, очко получает кто-то другой. Но кто?

Он подставил для этого другой стул. Он вообразил себе, что на этом стуле сидит Маса из Финляндии, но из игры в автомобили с ним ничего не получалось: они все время болтали.

Ну а Таге, швед, который стал ему летом почти что товарищем?

Он куда-то девался, наверное, перешел в другую школу. Во всяком случае, этой осенью Янне не видел его ни разу. К тому же победить товарища не доставляет особой радости. Другое дело одолеть какого-нибудь плута. Вроде Бертела.

Янне толкнул на стул Бертела и сердито сказал:

— Смотри, веди себя хорошо.

Но первый автомобиль появился со стороны танцевальной площадки, и так же было со вторым и с третьим.

Янне выгнал Бертела из дому и крикнул ему вдогонку:

— Ты всегда жульничаешь, негодник!

После этого он лишь глядел на серую завесу дождя.

Но тут в прихожей послышались шаги. Янне подлетел к двери и прислушался. Шаги остановились за дверью Лемпиненов. Он приоткрыл дверь.

В прихожей, скорчившись, стоял Пертти, вероятно, он искал ключ под ковриком у порога. На нем был длинный черный дождевик, в руках он держал белый бумажный мешок.

— Хей по дей![16] — крикнул Янне.

Пертти вздрогнул и распрямился.

— Хей, — негромко отозвался он.

— Что ты купил? — спросил Янне.

— Бу… булки.

Пертти обвел взглядом прихожую и уставился на ноги Янне. Такое разглядывание сделалось Янне в тягость. Он пытался придумать, что бы сказать — все равно что.

— Я в одних чулках… — наконец пробормотал он.

Однако Пертти по-прежнему глядел на его ноги. Он стоял тут, возле Янне, но почему-то казалось, что он далеко, так далеко, что слова не долетали до него.

— Дождь идет! — крикнул Янне как будто глухому.