Чума - [6]

Такое, знаете ли, мелкое приключение для прохожего путешественника. Повод для рассказов «бывалых». Из тех, кому повезло дальше путешествовать.

На расшиве три десятка бурлаков, да лодейщики, да приказчики, да обслуга, да по десятку мечников и лучников. Было. Пока всякие «добра-любы» не повстречались.

Дело дрянь: часть экипажа на земле, часть на борту. Спасло то, что сверху не посыпались и с воды не полезли. И привычка к дисциплине: когда мечники на пляже у сходней строй сомкнули, остальные, побросав барахло, успели у них за спинами собраться. Поддержать, подпереть. Потому что такие толпы просто массой своей столкнут. Запинают, затопчут и утопят.

И — лучники.

Они на расшиве ночевали. Луки — не лонгбоу, надевать тетиву не надо, можно сразу. Они и начали. В «молоко» — в туман. Но разбойников множество. И это хорошо. Свои близко, возле расшивы, всё что дальше шевелится — враг. Восемь залпов на скорострельность, практически без выцеливания. Шиши как-то… отшатнулись. На минутку. За которую с берега кто живой, на борт забежали.

Сходни, канаты с якорями — долой. «Выводи-выноси, Волга-матушка».

Дальше уже и Муса в лямку впрягался в очередь.

Глава 524

Пришли в Ага-Базар, там умные люди советы дают:

— Идти надо было не одной ладьёй — десятком. А лучше — сотней.

«Надо — было». «Если бы я был таким умным, как моя жена потом». «Хорошая мысля — приходит опосля».

Только эта «мысля» — не хорошая.

Такой кораблик на всю Волгу один. Мой. Древние русские князья ежегодно тысячу скедий в Константинополь снаряжали. А груза там пятьдесят тысяч пудов. Две моих расшивы. Выходит, что древние, которые из «варяг в греки», не груз возили, а людей при грузе. То-то императоры таких лодочников не только в Константинополь — вообще в проливы не пускали.

— В Адрианополь. Там баня вытоплена. А в Город, за двести вёрст, только группой не более полусотни рыл и под конвоем.

Знатоки снова советуют:

— Людишек надо брать не полста с лихвиною, а тыщу. Из коих бойцов добрых — сотни две-три, не менее.

Для меня — весь личный боевой состав. Кормить такую орду, которая будет целыми днями с борта плевать да в зубах ковырять… Как такое в цене проявится…

* * *

А жо поделаешь? Все так живут, спокон веку. Почему и торг идёт исключительно «предметами роскоши». Что автоматом задаёт уникальность с эксклюзивностью. И убивает на корню индустриальность.

Почему Древняя Греция так поднялась? — Городки близко. Сделал лишний бурдюк вина, отвёз за три версты, продал. Не понравилась цена — отвёз на три версты в другую сторону. Всех расходов: пара сандалий да ослик на денёк. Разных местных гидр с вепрями Геракл выбил, Тесей Прокруста укоротил. Торгуй себе вволюшку. В смысле: в условиях свободной конкуренции и низких накладных расходов.

Вывод? — Как все живут — не надо. «Все живут» — плохо. Надо такую… логистику — к едрене фене.

* * *

Муса с Николаем зависли в Ага-Базаре. Они мне отчёт — я им предложения. У нас же с эмиром Ибрагимом дружба? Пусть он порядок наведёт, выбьет шишей с путей торговых.

Фраза типа «А то я сам! Согласно Яниновскому соглашению» не озвучивается. Не по моей… э-э-э… неспособности такое учудить, а исключительно чтобы не обидеть. Эмир считает Правобережье по Луку, своими владениями. Поэтому не претендуем, а чисто информируем:

— У вас ус отклеился. Прилепите взад.

Я ж не империалист! Из меня британский сэрный аристократ как из кабана балерина. У меня — уважение к чужому мнению, к традициям и обычаям… национально-специфично… поговорим-обменяемся… Мы — за мир! Во всём мире! И в вашем эмирятстве — тоже.

Николай грустит: не будет луноликий с каким-то купчишкой разговаривать. Топает в Биляр и отлавливает там ташдара Абдуллу. Они знакомы по моим прежним делам. Тот — с радостью.

«Радость» — есть, толку — нет. Все ж такие занятые! Дело делать некогда. То ташдара нет на месте, то эмир… is absent.

Что непонятно?! — Не в абсенте, а в отлучке! Хотя… лучше бы он пьянствовал — эффективность сходная.

Время идёт. «Время — деньги». Потерянные. Николай по Биляру — аж приплясывает. Как пескарь на сковородке.

Наконец — случилось. Не «случка», а «аудиенция».

Абдулла идёт к Ибрагиму. И, по уместному поводу, доводит до слуха блистательнейшего мою нуждишку. Тот фыркает:

— Некогда мне.

На этом бы всё и кончилось, но у Абдуллы ко мне… личные отношения. Я не неизвестный «хрен с бугра, идентифицируемый исключительно суммой с нулями», а спаситель его чести и жизни внука.

— Так и отписать? Что установление порядка в тех землях не является заботой победоноснейшего?

Рискованно. Изображение глупости на грани наглости. Признать, что Самарская Лука — не его земля, эмир не может. Ничейное — добыча всехная. «Всехными» — могу быть и я.

— Мы подумаем.

Лето кончилось, расшива стоит во Всеволжске. Повторять поход уже поздно. Но ведь и в следующем году будет также! Я-то надеялся, что кораблик будет два раза в год оборачиваться до Саксина. А тут ход только до Булгара.

Какой-то PQ17 как единственный способ движения товаров.

Тут же не война! — Увы, тут средневековье. То есть — война. Где-то в глуши ещё как-то когда-то можно и мирно. На торговых путях, среди не огосударствлённых племён… разные «удальцы» и «баловники» — постоянный элемент пейзажа.