Маленький беспокойный человек с выразительным лицом — Брайтон Мэйн был непохож на всех остальных, чьи лица неподвижны и словно присыпаны пылью, как части старых ржавых машин. (Кажется, что, когда они улыбнутся, раздастся визг и скрежет).
В его теплых серых глазах всегда мерцал вопрос, десятки вопросов, делающих детей взрослыми и придающие взрослым детскую чистоту и непосредственность.
Мне очень хотелось верить ему, несмотря ни на что. Но факты были против него — стена неумолимых фактов.
Как признался один из членов тайной организации, именно этому человеку было поручено убить банкира и спасти его конкурентов от разорения. В назначенный день в 22 часа 42 минуты — это с запозданием установила полиция — он проник в спальню жертвы и оставался там около девяти минут. В 23 часа секретарь банкира Энгортис пришел к шефу, чтобы показать телеграмму с биржи, в которой было несколько фамилий и две цифры. Телеграмма (ее приложили к делу в качестве вещественного доказательства) означала, что акции конкурентов неудержимо падают. А в числе конкурентов были и члены организации, пославшей Брайтона Мэйна на убийство.
Энгортис подошел к кровати банкира и тихо сказал:
— Пришло сообщение, которого вы ждали.
Он произнес эту фразу несколько раз, все повышая голос, а хозяин лежал неподвижно, лицом к стене, натянув одеяло так, что виднелись только волосы на макушке.
Когда Энгортис решился слегка дернуть за одеяло, он увидел, что голова банкира почти отделена от туловища.
Секретарь закричал, уронил телеграмму на пол и выбежал из спальни, сзывая людей.
На суде Брайтон Мэйн отрицал обвинение в убийстве.
— Я шел с намерением убить его, — говорил он тихо. — Но в этот день моему больному отцу стало лучше. Это было почти чудо, почти воскрешение из мертвых. И когда я взглянул на того, кого должен был убить, он напомнил мне чем-то отца. Возраст, желтая кожа, мешки под глазами. Не знаю, что еще, но в эту минуту он был похож на него… Я вышел из спальни. У выхода из дома меня задержали. То, что я говорю, наверное, кажется неубедительным. Но это так…
Его полные губы дрожали. Ему было страшно. Он предвидел приговор суда.
Я наблюдал за присяжными. Только одного из них я знал. Это был знаменитый конструктор электронных машин, однажды приезжавший в Москву. Он несколько раз зевнул и отчужденно посмотрел на подсудимого. Конструктор долго жил в нужде, прежде чем «выбился в люди». Каждое его изобретение оценивалось владельцами фирм только по выгоде, которую оно могло принести. Проникновение в природу, изучение непознанного сами по себе ничего не стоили. Когда изобретатель не мог доказать прибыльности своих изобретений, их не покупали. И постепенно он сам привык оценивать свои открытия прежде, чем о них говорить. Он решил испытать свою новую электронную машину на этом процессе. Во что же он мог оценить настроение подсудимого?
Рядом с ним другой присяжный время от времени что-то записывал в блокнот. Наверно, какой-нибудь мелкий биржевой или банковский клерк. Он тоже знает, что такие вещи, как любовь к отцу или настроение, в деловом мире неуместны. Как видно, он впервые приглашен присяжным и гордится этим. Слушает напряженно, длинный острый нос словно собирается клюнуть подсудимого, между тонкими губами иногда появляется кончик розового языка — от излишнего усердия.
Конечно, суд признал Брайтона Мэйна виновным. Все говорило о том, что он убийца. Факты были против него. А он ссылался только на настроение и любовь к отцу. Как мало это значило для присяжных! Разве могли они поверить, что настроение бывает сильнее расчета, а любовь к отцу оказывается весомей выгоды?
Прошение Брайтона Мэйна о помиловании на имя президента было отклонено.
И тогда Мэйн с помощью влиятельного адвоката добился последнего суда. Его дело решит машина ЭС — электронный судья.
…В конце огромного полукруглого зала мигают индикаторные лампы. Ложа для журналистов переполнена. Я чувствую острые локти соседей. Хорошо еще, что мне, как иностранцу, предоставили одно из лучших мест.
Присяжные и судья приглашены в качестве гостей. Клерк вертится и поглядывает по сторонам, особенно часто в сторону телевизионной камеры. Знакомые и родственники видят его на экране.
В большую электронную машину введены показания свидетелей, обвиняемого, данные о человеке вообще и о подсудимом в частности. В этом мире наживы, где люди превращены в колесики машины, они обращаются к машине, как к идеалу справедливости.
Что она может решить? Правда, в нее заложены данные о человеке — о его потребностях, о различных наклонностях и пороках. Но Брайтон Мэйн взывает к сложным чувствам — просит учесть его настроение в то время.
Может ли электронная машина больше знать об этом, чем сами люди?
Мигают индикаторные лампы. Машина вычисляет, перебирая все варианты. Сравнивает с тем, что заложено в ее памяти. Я смотрю на людей в зале. Сине-белый свет придает их лицам мертвенный металлический блеск. Кому нужен этот фарс?
Какие-то люди суетятся у машины. Это ее штат — инженеры и техники. Среди них конструктор, тот самый, что недавно был присяжным. Он больше не зевает, внимательно следит за лентой, выползающей из машины.
