Чума - [4]

«У одних крадя добро, они другим

Продавали, наживаясь много лет».

В этом побулькивающем «котелке этногенеза» — разноплемённых, разноязычных, разноверных — принципиально нет единства. Нет человека или группы людей с которыми можно договариваться. Которые — «за базар отвечают». За всехный, все-башкортский, все-народный «базар». Народа-то нет.

Хуже: если старейшины одного рода скажут «да», то обязательно найдутся старейшины другого рода, которые скажут «нет». По любому поводу. Не по смыслу, а из вредности — «а вот». Столетия взаимоотношений, родовая память, шежере с повествованиями… Недоговороспособны.

* * *

Муса гостей принимает уважительно, разговоры ведёт неспешные, подарки дарит пристойные. Разошлись мирно. Через три дня — другие прискакивают. Из другого рода-племени. То были юрми, теперь — юрматы. Снова — разговоры, дастархан, подарки. Через пару дней — ещё. Эти самые крутые. Одежда богаче, оружие лучше. Один из булгарских родов, сбежавший от Аламуша. Непокорённые.

Таких «непокорённых» в Саксине — кварталы. Ставят свои плетёные кибитки на землю, обкладывают понизу землёй. Стандартная фаза при переходе от кочевания к оседлости. Лепят основную часть тамошней керамики.

Здешние — не лепят, здешние — наезжают.

— Мы — буляр. Вы нашим соседям подарки дарили. Мы — главные среди племён, поэтому вы должны. Нам. Вдвое против того, что вы дали юрматам и юрми.

Это правда: вдоль Волги иногда возникает союзы башкирских племен, в которые входят юрматы, юрми, буляр и некоторые другие.

* * *

Высшая форма объединения вплоть до провозглашения Башкурдистана. Колчак, правда, башкирскую независимость не признал. Но его побили большевики, которые и организовали Автономную Башкирскую Советскую Республику.

* * *

В 12 в. эти племенные группы — очень свободолюбивые люди. Так любят свою свободу, что постоянно режут и грабят друг друга. Навыки свободолюбия, резни, грабежа — есть. Навык думать — отсутствуют.

Муса ведёт разговоры, торгуется, соглашается на обычный набор подношений, не более. Аксакалы принимают подарки, старательно улыбаются:

— Идите с миром, добрые люди. Буляр — великие воины. Под нашей защитой никто не посмеет тронуть вас.

Послы сытые, пьяные, одареные, чуть покачиваясь расслабленно в сёдлах, мирно уезжают от стоянки в степь. Муса тоже ласково улыбается, кланяется вслед. Потом, глядя в ночную темноту, задумчиво оглаживает бороду и командует:

— Костры — от берега и разжечь повыше. Чучел понаделать и рядом уложить. Людей — на расшиву. Брони и оружие, у кого есть — под руку. Да смилуется Аллах над бедными путешественниками.

Перед рассветом вокруг завопило-завизжало и сотни две всадников, ворвавшись в лагерь, принялись с восторгом колоть и рубить два десятка, сделанных из тряпья и травы, лежащих у костров, фигур.

Муса сразу велел скинуть канаты, которыми расшива была принайтована к деревьям на берегу.

Канаты немалых денег стоят, цены таковы, что людей даже не вешают. Но когда речь о своих головах — бросили.

Расшиву понесло течением. Башкорты — следом. Ещё бы — такое богатство уплывает. Вокруг мелко, подскакивают прямо к борту, пытаются залезть, бьют стрелами, тычут копьями. У расшивы борт довольно высокий, с воды, хоть бы и с седла, не очень-то запрыгнешь, но стрелы издалека навесом… люди в кораблике падают, кровью обливаются.

Корабельщики сильно молились. Чтобы на мели не застрять.

Повезло. Вынесло в русло, снесло вниз, причалили к другому берегу.

Выдохнули. Позавтракали. Подцепились к бурлакам, снова потопали вверх.

Итить-колотить! — Опять буляры!

«Чёрные акулы». Шесть длинных чёрных лодок-долблёнок. Маорийские пироги в нижне-волжском исполнении. Человек по двадцать в каждой. Я про такое уже…

Бурлаков — на расшиву, кораблик — самосплавом вниз. Свободолюбы, они же — чужого-добра-филы, вдогонку.

Тут и вариантов нет: здоровенная, тяжёлая, несамоходная лоханка болтается по течению, а молодые азартные джигиты вгрёбывают в предвкушении. Восторг! Как перед долгожданным сексом.

По Жванецкому: «Удача улыбается смелым… А потом долго ржет над ними!».

Говорят, над Волгой разносилось весёлое ржанье. Поскольку — догнали.

Когда первая лодка стукнула о борт и её экипаж, вопя от радости, полез наверх, их встретил артельный котёл. Кипятка. Следом высунулись пара десятков любителей дротометания. И реализовали своё хобби.

Лодка перевернулась, экипаж — кто утоп, кто за лодку держится, в воде висит.

Свободолюбы: лодки шли свободно, в разброс, кто первый купца ухватит, того и добыча.

Первый ухватил. Но не откусил, пошёл раков кормить.

Учатся хорошо: если свобода мешает грабежу, то ну её нафиг, эту свободу.

«Чёрные волжские акулы» притормаживают, строятся в колонну и снова догоняют расшиву.

Опять ошибка.

Луки у них хорошие, степные. Но мои лучше.

Буляры начинают пускать стрелы навесом. На расшиве уже готовы: кто под щитом, кто под досками, один хитрец — корыто портомойное на голову нацепил. Лодки выходят на дистанцию в полторы сотни шагов, когда можно бить не навесом, а прицельно — начинает работать десяток моих лучников.

Десяток… Их изначально было восемь. Один в Саксине по глупости руку сломал, другого ночью при обстреле серьёзно ранило. Но шестеро безбородых почти мальчишек из выучеников Любима, начинают бить «свободолюбов». Вовсе без «свободы» — по команде. Они сидят в укрытии на медленно плывущей расшиве. Их противники — открыто, в качающейся от рывков гребцов, узкой лодке.