Человек рождающий. История родильной культуры в России Нового времени - [145]
Гендерные различия в восприятии и эмоциональном переживании родов
После прочтения не одного десятка женских текстов конца XIX – начала XX века, в которых интеллигентные женщины описывали собственную беременность и роды, удивляет нетипичное для современных женщин отношение к предстоящему событию: его просто боялись. Похоже, никто из авторов не романтизировал беременность, а уж тем более разрешение от бремени. Никто из женщин радостно не восклицал, узнав о зарождении новой жизни. Единственное чувство, которое женщины испытывали и о котором писали, – страх. Если акт близости с мужем воспринимался мемуаристками как что-то «животное», «гадостное», «свинское»[1391], то сам процесс дарования жизни казался тем более страшным по своей близости к животному миру. В описании родов превалировали формулировки, подчеркивавшие страдания роженицы. Для благородных дам, романтичных созданий, воспитанных в лучших традициях, первые роды являлись вторым драматичным потрясением в их жизни после дефлорации. Они ни физически, ни психически не были готовы к предстоящим испытаниям. В связи с этим, характеризуя собственные чувства, они нередко ассоциировали себя с Другим – как правило, животным.
Современные исследователи боли как явления полагают, что при болевых приступах тело всегда воспринимается в парадоксальном модусе «свое – чужое»[1392]. Даже при легких болевых ощущениях, по мнению специалистов, тело превращается в объект, который пытается осмыслить и рационализировать сознание. Наиболее часто встречаются такие описания своего состояния: «бесконечные мучения», «страдала, как смертельно раненная», «животная боль», «кричала, как безумная»[1393], «страшные мучения»[1394], «ужасные страдания»[1395]. Несмотря на доброжелательную атмосферу домашних родов, и мужчины, и женщины воспринимали роды как пограничное (жизнь/смерть) состояние, причем – как и в традиционной культуре[1396] – роды рассматривались скорее как умирание, а не возрождение. Мысль о приближавшейся смерти, ее предчувствие были свойственны практически всем авторам текстов. В особенности это касалось тех, чей первый опыт беременности и родов был неудачным. «Вот так, должно быть, умирают!»[1397] – размышляла, рожая третьего ребенка, молодая дворянка. «О, это были страшные мучения, я молила Бога, чтобы мне умереть поскорее»[1398], – описывала свое состояние другая женщина. А. А. Знаменская, будучи в пятый раз беременной, признавалась: «Нынче мне часто является мысль о смерти. Не суждено ли мне умереть нынешними родами?.. Умирать хорошо… Как не хочется умирать»[1399]. Иные образованные женщины, адекватно оценивая опасность, в преддверии родов составляли завещание и, ища понимания и сочувствия у мужей, признавались, как Е. Н. Половцова: «Я ужасно боюсь смерти. Родной мой, мне хочется жить и жить»[1400].
Перенесенные роды могли полностью изменить мировоззрение женщин, оставляя в стороне все романтичные мечтания о жизни. Преодоление посттравматического состояния и шок от произошедшего (в особенности если роды были с осложнениями) приводили к тому, что матери, которые прежде были сентиментальными особами, пересказывали собственные роды в сухих, лишенных возвышенности словах. Ранее романтичная девушка Оля Олохова свои первые, тяжелейшие роды описала резко, коротко, буквально телеграфным стилем:
Роды были тяжелые – 36 часов. Место приросло. Его отдирали и видно не начисто, так как начался жар, горячка, потом закупорка вен. Ноги опухли, как бревна и как бревна лежали неподвижно, долго, долго… 3 месяца, из них 6 недель на спине…[1401]
Очевидно, что в данном случае доминировало желание стереть все нечеловеческие переживания, выпавшие на ее долю.
За редким исключением мемуаристки характеризовали свои роды как «тяжелые» или «трудные». Врачи тоже отмечали, что родовой процесс у женщин образованного класса чаще, чем у работниц и крестьянок, протекает с осложнениями. Во многом это было обусловлено их образом жизни, физической слабостью их организма, нетренированностью мышц, изнеженностью. Несмотря на то, что врачебное сообщество культивировало «сознательное материнство» и святость материнского долга, описание самого родильного акта в ряде работ дореволюционных авторов напоминает характеристику тяжелобольного человека, требующего серьезной врачебной помощи. В частности, тяжелое впечатление оставляет характеристика родов в медицинском труде женщины-врача Елизаветы Дрентельн, где описание роженицы и родильницы можно сравнить с повествованием о раненом человеке:
Обилие ранений, зияний родовых путей, скопления кровяных масс и частей отпадающих ушибленных тканей – все это располагает, с одной стороны, к занесению в родовые пути микробов, с другой – благоприятствует размножению последних, вследствие чего легко наступает гниение и разложение находящихся здесь органических масс, а иногда и всасывание продуктов гниения в общие соки организма родильницы. Этим, как известно, обуславливаются жестокие послеродовые заболевания, местного и общего характера, нередко ведущие к смерти… Если прибавить к этому более или менее значительные разрывы и ранения, ведущие впоследствии к различным смещениям, выпадению матки… растяжению стенок живота и ослаблению брюшных мышц…
Галантный XVIII век в корне изменил представления о русской женщине, ее правах, роли, значимости и месте в обществе. То, что поначалу казалось лишь игрой аристократии в европейскую жизнь — указами Петра I дамам было велено носить «образцовые немецкие» платья с корсетом и юбками до щиколоток, головы вместо венцов и кик украшать высоченными прическами, а прежнюю одежду «резать и драть» и, кроме того, участвовать в празднествах, ассамблеях и ночных балах, — с годами стало нормой и ориентиром для купеческого и мещанского сословий.
Сексуальная жизнь женщин всегда регламентировалась властными и общественными институтами, а отношение к ней многое говорит о нравах и культурных нормах той или иной эпохи и страны. Главный сюжет этой коллективной монографии – эволюция представлений о женской сексуальности в России на протяжении XI–ХХ веков. Описывая повседневность представительниц разных социальных групп, авторы обращаются к целому корпусу уникальных исторических источников: от церковных сборников наказаний (епитимий) до медицинских формуляров российских родильных домов, от материалов судебных дел до различных эгодокументов.
Книга знакомит читателя с историей насилия в российском обществе XI—XXI вв. В сборник вошли очерки ведущих российских и зарубежных специалистов по истории супружеского насилия, насилия против женщин и детей, основанные на разнообразном источниковом материале, большая часть которого впервые вводится в научный оборот. Издание предназначено для специалистов в области социальных и гуманитарных наук и людей, изучающих эту проблему.
О «женской истории» Древней Руси и Московии мы не знаем почти ничего. Однако фольклорные, церковно-учительные и летописные памятники — при внимательном их прочтении специалистом — могут, оказывается, восполнить этот пробел. Из чего складывались повседневный быт и досуг русской женщины, как выходили замуж и жили в супружестве, как воспитывали детей, как любили, на какие жертвы шли ради любви, какую роль в жизни древнерусской женщины играл секс — об этом и еще о многом, многом другом рассказывается в книге доктора исторических наук, профессора Натальи Пушкаревой.
Данное исследование являет собой первую в российской исторической науке попытку разработки проблемы «истории частной жизни», «истории женщины», «истории повседневности», используя подходы, приемы и методы работы сторонников и последователей «школы Анналов».
В книге сотрудника Нижегородской архивной службы Б.М. Пудалова, кандидата филологических наук и специалиста по древнерусским рукописям, рассматриваются различные аспекты истории русских земель Среднего Поволжья во второй трети XIII — первой трети XIV в. Автор на основе сравнительно-текстологического анализа сообщений древнерусских летописей и с учетом результатов археологических исследований реконструирует события политической истории Городецко-Нижегородского края, делает выводы об административном статусе и системе управления регионом, а также рассматривает спорные проблемы генеалогии Суздальского княжеского дома, владевшего Нижегородским княжеством в XIV в. Книга адресована научным работникам, преподавателям, архивистам, студентам-историкам и филологам, а также всем интересующимся средневековой историей России и Нижегородского края.
В настоящей книге дается материал об отношениях между папством и Русью на протяжении пяти столетий — с начала распространения христианства на Руси до второй половины XV века.
В книге финского историка А. Юнтунена в деталях представлена история одной из самых мощных морских крепостей Европы. Построенная в середине XVIII в. шведами как «Шведская крепость» (Свеаборг) на островах Финского залива, крепость изначально являлась и фортификационным сооружением, и базой шведского флота. В результате Русско-шведской войны 1808–1809 гг. Свеаборг перешел к Российской империи. С тех пор и до начала 1918 г. забота о развитии крепости, ее боеспособности и стратегическом предназначении была одной из важнейших задач России.
Обзор русской истории написан не профессиональным историком, а писательницей Ниной Матвеевной Соротокиной (автором известной серии приключенческих исторических романов «Гардемарины»). Обзор русской истории охватывает период с VI века по 1918 год и написан в увлекательной манере. Авторский взгляд на ключевые моменты русской истории не всегда согласуется с концепцией других историков. Книга предназначена для широкого круга читателей.
В числе государств, входивших в состав Золотой Орды был «Русский улус» — совокупность княжеств Северо-Восточной Руси, покоренных в 1237–1241 гг. войсками правителя Бату. Из числа этих русских княжеств постепенно выделяется Московское великое княжество. Оно выходит на ведущие позиции в контактах с «татарами». Работа рассматривает связи между Москвой и татарскими государствами, образовавшимися после распада Золотой Орды (Большой Ордой и ее преемником Астраханским ханством, Крымским, Казанским, Сибирским, Касимовским ханствами, Ногайской Ордой), в ХѴ-ХѴІ вв.
Одними из первых гибридных войн современности стали войны 1991–1995 гг. в бывшей Югославии. Книга Милисава Секулича посвящена анализу военных и политических причин трагедии Сербской Краины и изгнания ее населения в 1995 г. Основное внимание автора уделено выявлению и разбору ошибок в военном строительстве, управлении войсками и при ведении боевых действий, совершенных в ходе конфликта как руководством самой непризнанной республики, так и лидерами помогавших ей Сербии и Югославии.Исследование предназначено интересующимся как новейшей историей Балкан, так и современными гибридными войнами.
Одержимость бесами – это не только сюжетная завязка классических хорроров, но и вполне распространенная реалия жизни русской деревни XIX века. Монография Кристин Воробец рассматривает феномен кликушества как социальное и культурное явление с широким спектром значений, которыми наделяли его различные группы российского общества. Автор исследует поведение кликуш с разных точек зрения в диапазоне от народного православия и светского рационализма до литературных практик, особенно важных для русской культуры.
Натали Земон Дэвис — известный историк, почетный профессор Принстонского университета, автор многочисленных трудов по культуре Нового времени. Ее знаменитая книга «Дамы на обочине» (1995) выводит на авансцену трех европейских женщин XVII века, очень разных по жизненному и интеллектуальному опыту, но схожих в своей незаурядности, решительности и независимости. Ни иудейка Гликль бас Иуда Лейб, ни католичка Мари Гюйар дель Энкарнасьон, ни протестантка Мария Сибилла Мериан не были королевскими или знатными особами.
Книга одной из самых известных современных французских философов Юлии Кристевой «Силы ужаса: эссе об отвращении» (1982) посвящается темам материальной семиотики, материнского и любви, занимающим ключевое место в ее творчестве и оказавшим исключительное влияние на развитие феминистской теории и философии. В книге на материале творчества Ф. Селина анализируется, каким образом искоренение низменного, грязного, отвратительного выступает необходимым условием формирования человеческой субъективности и социальности, и насколько, в то же время, оказывается невозможным их окончательное устранение.Книга предназначена как для специалистов — философов, филологов, культурологов, так и для широкой читательской аудитории.http://fb2.traumlibrary.net.
Период с 1890-х по 1930-е годы в России был временем коренных преобразований: от общественного и политического устройства до эстетических установок в искусстве. В том числе это коснулось как социального положения женщин, так и форм их репрезентации в литературе. Культура модерна активно экспериментировала с гендерными ролями и понятием андрогинности, а количество женщин-авторов, появившихся в начале XX века, несравнимо с предыдущими периодами истории отечественной литературы. В фокусе внимания этой коллективной монографии оказывается переломный момент в истории искусства, когда представление фемининного и маскулинного как нормативных канонов сложившегося гендерного порядка соседствовало с выходом за пределы этих канонов и разрушением этого порядка.