Человек рождающий. История родильной культуры в России Нового времени - [144]
Утро. Ну, теперь давай пивво (К.). Подушку подложили под мошонки. Вкладывать м. было трудно, чтобы не надавливать на живот. К. было немного больно. «Д. заросла» (К.). Я все время держался на руках и совсем не надавливал на живот. У Кати не было. Я слишком боялся. У меня удовлетворение было, но жалко, что не взаимно[1384].
При этом Половцов подчеркивал, что с наступлением беременности жена признавалась в обостренных желаниях близости и сама просила об этом[1385]. Длительные перерывы в нормальных сексуальных отношениях приводили к тому, что вскоре после деторождений женщины вновь беременели. «Я помню, как после рождения Мишучика – Миша радостно протянул мне объятия, восклицая – тоненькая, опять тоненькая! Ох теперь!»[1386] – вспоминала дворянка, намекая на разгоревшуюся страсть мужа.
Либерально настроенные врачи не рекомендовали входить в «половые сношения» первые три месяца беременности и четыре месяца до предполагаемых родов, то есть советовали ограничить сексуальные отношения двумя месяцами второго триместра. Известный автор учебника по акушерству (многократно переиздававшегося) Н. И. Побединский считал, что у беременных женщин «половые сношения должны быть оставлены или совершаться крайне редко»[1387]. Будучи большим реалистом в половых вопросах, он допускал сексуальные отношения на протяжении всего срока беременности, кроме последних двух месяцев.
Изучение семейных фотографий, получивших повсеместное распространение к началу XX века, демонстрирует отсутствие снимков интеллигентных женщин в видимом положении беременности. Несмотря на популярность семейных портретов, фотографий родителей с младенцем на руках или одного младенца, сохранялось традиционное табуирование вида беременных, накладывавшее негласный запрет на визуальное закрепление облика дам в положении. Это позволяет имплицитно предполагать, что образ беременной женщины по-прежнему считался сакральным, его изображение – сугубо интимным, а значит, в широких кругах недопустимым.
Доказательством депривации вида беременной стал спор, возникший в 1880‐х годах в педагогических кругах[1388]. Следует отметить, что новым явлением в повседневной жизни города было занятие беременных женщин профессиональным трудом, среди которого доминировало учительство. Большая часть учительниц женских гимназий – дворянки. Зачастую учительство являлось единственным средством их содержания, в связи с чем, находясь в положении, они продолжали работать. Возможность трудиться беременным давал министерский циркуляр от 28 августа 1880 года, по которому замужество не являлось препятствием для учительства, однако там была существенная оговорка:
В отдельных случаях, если семейные обязанности препятствуют какой-либо учительнице с успехом исполнять прежние обязанности по службе, то вопрос об оставлении ее при гимназии должен быть решен для каждого случая отдельно[1389].
Появление беременных учительниц в гимназиях было воспринято неоднозначно со стороны мужчин. Вполне серьезно в конце XIX века обсуждался вопрос об «уместности» в стенах учебных заведений вида беременных женщин. В Министерство народного просвещения стекались мнения различных педагогических советов женских и мужских гимназий. Одни резко критиковали учительство беременных, высказывались мысли о неспособности женщины с детьми должным образом исполнять свои рабочие обязанности; другие защищали «естественный» вид беременных, который, по их мнению, не может внушить учащимся вредных мыслей. В правилах приема в некоторые учебные заведения, дающие профессиональные навыки, подчеркивалось недопущение к обучению беременных, даже на курсы повивального искусства, которые, казалось бы, были непосредственно связаны с беременностью и родами. Несмотря на повсеместный допуск учительниц в положении к преподаванию, в 1910‐х годах Санкт-Петербургская городская управа приняла постановление, запрещавшее замужним женщинам занимать должности учительниц в городских училищах в связи с возможной беременностью, материнством и неспособностью исполнять профессиональные обязанности на должном уровне. Это вызвало бурную реакцию со стороны образованной части женщин. Известная врач М. Волкова явилась основательницей Общества охранения здоровья женщин. Главная цель организации состояла в отмене запрещающего закона. М. Волкова писала:
Стремление к материнству сильно развито в каждой нормальной и нравственной женщине, и раз чувство это искусственно подавляется жизненными условиями – это отражается крайне неблагоприятно на всей нервной системе данной женщины и кладет печать грусти и пессимизма на ее миросозерцание, а эти качества вряд ли составляют желательное явление для педагогической деятельности. Материнские же обязанности и заботы, несомненно, делают женщину более вдумчивой, серьезной, а это все качества крайне желательные для педагогической деятельности[1390].
Результатом дискуссии явилось признание облика беременной женщины вполне естественным, а замужество – не препятствующим преподавательской деятельности. Кроме этого, преподавательницы средних учебных заведений получили льготы декретного отпуска. На время родов они оформляли отпуск по болезни с сохранением содержания на период до двух месяцев, при необходимости брали дополнительный неоплачиваемый отпуск. Этот факт демонстрировал разрушение традиционного табуирования беременности, ограничивавшего деятельность женщин высшего сословия. Новые рекомендации для беременных содержали указание на то, чтобы женщина не оставляла свой привычный образ жизни, за исключением тяжелой и изнурительной работы.
Галантный XVIII век в корне изменил представления о русской женщине, ее правах, роли, значимости и месте в обществе. То, что поначалу казалось лишь игрой аристократии в европейскую жизнь — указами Петра I дамам было велено носить «образцовые немецкие» платья с корсетом и юбками до щиколоток, головы вместо венцов и кик украшать высоченными прическами, а прежнюю одежду «резать и драть» и, кроме того, участвовать в празднествах, ассамблеях и ночных балах, — с годами стало нормой и ориентиром для купеческого и мещанского сословий.
Сексуальная жизнь женщин всегда регламентировалась властными и общественными институтами, а отношение к ней многое говорит о нравах и культурных нормах той или иной эпохи и страны. Главный сюжет этой коллективной монографии – эволюция представлений о женской сексуальности в России на протяжении XI–ХХ веков. Описывая повседневность представительниц разных социальных групп, авторы обращаются к целому корпусу уникальных исторических источников: от церковных сборников наказаний (епитимий) до медицинских формуляров российских родильных домов, от материалов судебных дел до различных эгодокументов.
Книга знакомит читателя с историей насилия в российском обществе XI—XXI вв. В сборник вошли очерки ведущих российских и зарубежных специалистов по истории супружеского насилия, насилия против женщин и детей, основанные на разнообразном источниковом материале, большая часть которого впервые вводится в научный оборот. Издание предназначено для специалистов в области социальных и гуманитарных наук и людей, изучающих эту проблему.
О «женской истории» Древней Руси и Московии мы не знаем почти ничего. Однако фольклорные, церковно-учительные и летописные памятники — при внимательном их прочтении специалистом — могут, оказывается, восполнить этот пробел. Из чего складывались повседневный быт и досуг русской женщины, как выходили замуж и жили в супружестве, как воспитывали детей, как любили, на какие жертвы шли ради любви, какую роль в жизни древнерусской женщины играл секс — об этом и еще о многом, многом другом рассказывается в книге доктора исторических наук, профессора Натальи Пушкаревой.
Данное исследование являет собой первую в российской исторической науке попытку разработки проблемы «истории частной жизни», «истории женщины», «истории повседневности», используя подходы, приемы и методы работы сторонников и последователей «школы Анналов».
В книге сотрудника Нижегородской архивной службы Б.М. Пудалова, кандидата филологических наук и специалиста по древнерусским рукописям, рассматриваются различные аспекты истории русских земель Среднего Поволжья во второй трети XIII — первой трети XIV в. Автор на основе сравнительно-текстологического анализа сообщений древнерусских летописей и с учетом результатов археологических исследований реконструирует события политической истории Городецко-Нижегородского края, делает выводы об административном статусе и системе управления регионом, а также рассматривает спорные проблемы генеалогии Суздальского княжеского дома, владевшего Нижегородским княжеством в XIV в. Книга адресована научным работникам, преподавателям, архивистам, студентам-историкам и филологам, а также всем интересующимся средневековой историей России и Нижегородского края.
В настоящей книге дается материал об отношениях между папством и Русью на протяжении пяти столетий — с начала распространения христианства на Руси до второй половины XV века.
В книге финского историка А. Юнтунена в деталях представлена история одной из самых мощных морских крепостей Европы. Построенная в середине XVIII в. шведами как «Шведская крепость» (Свеаборг) на островах Финского залива, крепость изначально являлась и фортификационным сооружением, и базой шведского флота. В результате Русско-шведской войны 1808–1809 гг. Свеаборг перешел к Российской империи. С тех пор и до начала 1918 г. забота о развитии крепости, ее боеспособности и стратегическом предназначении была одной из важнейших задач России.
Обзор русской истории написан не профессиональным историком, а писательницей Ниной Матвеевной Соротокиной (автором известной серии приключенческих исторических романов «Гардемарины»). Обзор русской истории охватывает период с VI века по 1918 год и написан в увлекательной манере. Авторский взгляд на ключевые моменты русской истории не всегда согласуется с концепцией других историков. Книга предназначена для широкого круга читателей.
В числе государств, входивших в состав Золотой Орды был «Русский улус» — совокупность княжеств Северо-Восточной Руси, покоренных в 1237–1241 гг. войсками правителя Бату. Из числа этих русских княжеств постепенно выделяется Московское великое княжество. Оно выходит на ведущие позиции в контактах с «татарами». Работа рассматривает связи между Москвой и татарскими государствами, образовавшимися после распада Золотой Орды (Большой Ордой и ее преемником Астраханским ханством, Крымским, Казанским, Сибирским, Касимовским ханствами, Ногайской Ордой), в ХѴ-ХѴІ вв.
Одними из первых гибридных войн современности стали войны 1991–1995 гг. в бывшей Югославии. Книга Милисава Секулича посвящена анализу военных и политических причин трагедии Сербской Краины и изгнания ее населения в 1995 г. Основное внимание автора уделено выявлению и разбору ошибок в военном строительстве, управлении войсками и при ведении боевых действий, совершенных в ходе конфликта как руководством самой непризнанной республики, так и лидерами помогавших ей Сербии и Югославии.Исследование предназначено интересующимся как новейшей историей Балкан, так и современными гибридными войнами.
Одержимость бесами – это не только сюжетная завязка классических хорроров, но и вполне распространенная реалия жизни русской деревни XIX века. Монография Кристин Воробец рассматривает феномен кликушества как социальное и культурное явление с широким спектром значений, которыми наделяли его различные группы российского общества. Автор исследует поведение кликуш с разных точек зрения в диапазоне от народного православия и светского рационализма до литературных практик, особенно важных для русской культуры.
Натали Земон Дэвис — известный историк, почетный профессор Принстонского университета, автор многочисленных трудов по культуре Нового времени. Ее знаменитая книга «Дамы на обочине» (1995) выводит на авансцену трех европейских женщин XVII века, очень разных по жизненному и интеллектуальному опыту, но схожих в своей незаурядности, решительности и независимости. Ни иудейка Гликль бас Иуда Лейб, ни католичка Мари Гюйар дель Энкарнасьон, ни протестантка Мария Сибилла Мериан не были королевскими или знатными особами.
Книга одной из самых известных современных французских философов Юлии Кристевой «Силы ужаса: эссе об отвращении» (1982) посвящается темам материальной семиотики, материнского и любви, занимающим ключевое место в ее творчестве и оказавшим исключительное влияние на развитие феминистской теории и философии. В книге на материале творчества Ф. Селина анализируется, каким образом искоренение низменного, грязного, отвратительного выступает необходимым условием формирования человеческой субъективности и социальности, и насколько, в то же время, оказывается невозможным их окончательное устранение.Книга предназначена как для специалистов — философов, филологов, культурологов, так и для широкой читательской аудитории.http://fb2.traumlibrary.net.
Период с 1890-х по 1930-е годы в России был временем коренных преобразований: от общественного и политического устройства до эстетических установок в искусстве. В том числе это коснулось как социального положения женщин, так и форм их репрезентации в литературе. Культура модерна активно экспериментировала с гендерными ролями и понятием андрогинности, а количество женщин-авторов, появившихся в начале XX века, несравнимо с предыдущими периодами истории отечественной литературы. В фокусе внимания этой коллективной монографии оказывается переломный момент в истории искусства, когда представление фемининного и маскулинного как нормативных канонов сложившегося гендерного порядка соседствовало с выходом за пределы этих канонов и разрушением этого порядка.