Чел. Роман - [124]
«Но это пока еще есть общий враг. А что будет после него?» – задается Линер вопросом и вспоминает, что подобные стычки среди штурмующих происходят и с других сторон здания. Но там они не так заметны: цель – вертолет мэра – не в зоне видимости, а по расположению оцепления люди уже поняли, как именно будет вывозиться пострадавший.
– Зря объявили. Тайком надо было вывозить. А потом объявлять, – Белая вслух высказывает мысль, которая гложет Линер с начала штурма. Она соглашается:
– Зря. Только…
Линер делает паузу, пытаясь найти в толпе тех, кто руководит процессом. Решетки, брошенные на обрыв, заполнены людьми, и штурмующих становится все больше. Явных организаторов как будто бы нет. Но поверить в это сложно. Уж больно слаженно все происходит. И способ, которым убрали заграждение, и организация подъема на обрыв… На все это должна быть руководящая рука. Своя. А не засланные правоохранителями «маркеры». Но ее нет. Налицо высокая самоорганизация толпы. Да, с искрами внутреннего конфликта, но самоорганизация.
– «Только» что? – осторожно напоминает Белая.
– Не знаю, но… Я думаю, они бы и без Лескова узнали, что готовится…
– По оцеплению? По птицам и бабочкам?
– И по ним, и вообще… Большинство, да все по сути, ведь не видели его, но тем не менее пришли сюда. Их связывает какое-то внутреннее ощущение, общий дух, задача, смысл… Люди что-то почувствовали, все разом, как мне кажется, и начали действовать…
– Хотите сказать – это они, эти двое, не выходя из палаты, руководят ими?
– Я не знаю. Это совсем уж фантастическая версия. Но я не вижу организаторов. Ни с одной из сторон не вижу. Но штурм ведется очень слаженно. Так не бывает само по себе. Должен быть руководящий центр. Или центры. А их, по крайней мере в зоне видимости, нет. Или я их не замечаю…
Линер с надеждой всматривается в первые ряды, будто замершие в ожидании команды, и вдруг нечто похожее на команду дает кукабарра. Всеобщий смех вновь, как и утром, и днем, охватывает людей по обе стороны баррикад, не щадя никого – больных на каталках и носилках, ни их сопровождающих, ни оцепления, причудливо укрытого бабочками… Хохочут и Опалев, и Давидовский, и Лесков, то ли не успевший вернуться в корпус, то ли вышедший из него вместе с умирающими от смеха мэром и секретарем. Смеются полуобнявшись МЧС и спецсвязь, и даже полковник, затаившись на входе, украдкой вытирает платочком счастливые слезы. Плачет от радости Белая. А Линер чувствует, как смеются в ее животе двое еще не появившихся на свет, как их не слышимые никем кроме нее голоса сливаются с общим хохотом…
Всеобщая волна радости останавливает на минуту летящие палки и камни. Какие-то из них так и зависают в воздухе, чтобы по завершению объединяющего всех смеха – а кукабарра прекращает кричать так же резко, как и начала – упасть на щиты и шлемы обороняющих вертолетную площадку. Атака на больницу возобновляется одновременно со всех четырех сторон…
Линер идет к телику. Передают записи с дрона в режиме онлайн. Дрон сместился на восток и завис над сквером. Относительно хорошо виден весь периметр. Разве что северная сторона лишь до ограды, но судя по прорвавшейся к окнам толпе, ситуация здесь, как и везде, напряженная. У восточного фасада сопротивлении омоновцев на ограде сломлено. Толпа вовсю штурмует окна. Ходячие встают на инвалидные коляски и забираются наверх. Совсем скоро, судя по всему, распахнется угловая дверь в корпус. Она активно взламывается подручными средствами. Если штурмующие проникнут в коридор, то при отсутствии должного сопротивления смогут достичь реанимационного отделения за пару минут. Ближе всего к нему – северо-восточный, главный вход. Но он пока еще держится. Возможно, вход чем-то забаррикадирован. А балконы надежно прикрыты.
А вот на юге положение критическое. Рота опалевцев вдавливается толпой в перекрываемый ею выезд. Метр за метром толпа отодвигает ряды бойцов вглубь двора.
На западе оцепление вытеснено с обрыва. Толпа неумолимо приближается к вертолетной площадке.
– Чего они ждут? Почему не выносят? – спрашивает Белая.
– Откуда я знаю! – пожимает плечами Линер и возвращается к окну во двор.
Мэр на пороге реанимационного отделения, прикрытый со спины охранниками, что-то кричит, повернувшись к двери. Немного погодя на порог выходит шеф. Линер видит в его руках историю болезни.
«Напрямую у меня не стал брать. Глеб – посредник…» – понимает Линер.
За шефом показывается Глеб со своей аппаратурой. Павлик и Семеныч держат носилки. Они укрыты многочисленными простынями. Что или кого выносят – понять нельзя. Конструкция абсолютна бесформенна. Группа вывоза начинает движение, но с первых шагов встречает неожиданное сопротивление. Концентрация бабочек на пути к вертолетной площадке достигает критических величин. Видимость навскидку не превышает пары метров. С высоты третьего этажа Линер с Белой едва различают идущих, все укутано живым радужным облаком. Но этого мало. Группу атакуют птицы. Те, которые на земле, и не думают расступаться. Попытки – ногами и криком – освободить дорогу имеют ограниченный успех. Птицы взлетают ненадолго, уходя от ударов, но затем спускаются обратно. Крики и вовсе бесполезны. Вокруг и так слишком шумно. Ко всему прочему птицы пускают в ход клювы, нанося существенный ущерб нижним конечностям. Особенно страдают ноги Семеныча и Павлика. Их руки заняты, в силу чего их передвижение очень быстро становится похожим на какой-то причудливый танец с выбрасыванием то одной, то другой ноги. Да и прочие в группе вынуждены останавливаться едва ли не на каждом шагу.
Жизнь маленького городка идет своим чередом. Горожане даже не подозревают, что в ней могут произойти необычные события, но окружающие горы хранят в себе древние темные пророчества. И однажды те начинают сбываться. Надвинувшаяся колдовская мгла готова поглотить как город, так и все небесное королевство. Его повелительница утратила свои магические силы и теперь не может никого защитить. Казалось бы, все кончено. Неужели мир падет? Неужели из этого нет выхода? Лишь Неисчерпаемый ковш знает имя того, кто придет на помощь.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.