Чел. Роман - [123]
– Ну, три минуты-то они продержатся?
– Такова готовность?
– Да. Пострадавший уже в холле. Улаживаем последние формальности. Уточняем маршрут. Так что успокойся. Не успеют. А дальше Опалев разберется. Если придется, конечно. Может, и сами разойдутся. Так что люди меня как раз меньше всего беспокоят. А вот фауна наша, согласись, как-то странно себя начала вести. С ней могут быть проблемы…
– А что?
Линер, увлекшись людьми, на время упускает из виду этот момент.
– Так ты у окна или где? Не видишь, что ли, ничего? Посмотри…
Шеф обрывает разговор. Линер кладет закрытый ноут на подоконник и опирается на крышку ладонями. Двор заметно преобразился. Птицы и бабочки, покинув крыши, стены и окна – только теперь Линер обращает внимание на непривычно прозрачное окно перед ней – будто по чьему-то приказу, концентрируются у входа в реанимацию. «Живой коридор» от реанимации до вертолетной площадки выглядит как картина из какой-то сказки. Бойцы с ног до головы облеплены бабочками. Щитов и шлемов не видно. Стенки «коридора» – два лоскутных одеяла. Бойцы время от времени пытаются стряхнуть с себя бабочек, но все без толку. Вспорхнувшее на мгновение облако возвращается обратно. С птицами другая беда. Они сплошным ковром занимают образованный бойцами «коридор» и прилегающее к нему пространство с внешней стороны. Не уместившиеся на земле кружат над двором огромными стаями, взмывая и пикируя, удивительным образом при этом не сталкиваясь, словно полет их регулирует какой-нибудь диспетчер. И что на земле, что в воздухе птицы – вопреки людскому крику, битому стеклу и ревущим сиренам – подчеркнуто молчат…
– На главном входе пробились в фойе, – слышит Линер за спиной.
– А? Что? – Линер оборачивается и видит Белую у телика.
– Я говорю про центральный вход, ну тот, что со стороны хосписа… Тут прямое включение…
Картинка на экране скачет. Оператор, похоже, находится непосредственно в толпе. Парадные раздвижные двери разбиты. Ступени забиты людьми. Часть больных на носилках. Дети в красных шапках на руках взрослых. Полиция, по-видимому, вытеснена в коридоры, но еще держится. Несколько штурмующих забираются с плеч других на балкон над входом и разбивают окна, не прикрытые решетками. Их встречают. Завязывается первая потасовка. Забравшиеся – вполне себе здоровые. По крайней мере, так решают опалевцы. Их ничего не сдерживает. Дубинки идут вход, да так, что двое штурмующих, спасаясь, слезают обратно. Третьего укладывают на пол и надевают наручники. Несут к окнам и бросают лицом в осколки…
Кадр тут же, без паузы и комментария, чей-то умелой рукой, переключается на съемку с дрона, видеоряд, получаемый с него, до этого момента висит мелкой иконкой в левом нижнем углу экрана.
Поначалу фиксируется только двор, который сверху выглядит живописным, абстрактно-прекрасным полотном, но информации в этой картинке мало. Детали полотна – загадка. И совершенно нельзя разглядеть, что под слоем бабочек – группа прикрытия. С высоты бойцы скорее напоминают столбы, густо усеянные то ли цветами, то ли конфетными обертками. Птицы отчетливо видны только в воздухе. На земле они – большой сказочно-прекрасный ковер, устилающий двор больницы.
Дрон смещается к западу, где в разгаре артподготовка. Из толпы со стороны детской площадки за ограду летит поток камней и снега. Линер всматривается и отмечает, что параллельно готовится и нечто более серьезное. Ряд джипов закрепляется лебедками за решетку ограды. Попытки оцепления снять тросы оказываются неудачными. Бойцов встречают камнями и палками – часть деревьев вокруг больницы обломана осаждающими почти до пней.
«Если сработают хотя бы две машины, просвет метров в семь-восемь гарантирован. От него до вертолетной площадки рукой подать, а пострадавший все еще в корпусе», – быстро соображает Линер и бросается к окну…
С нового ракурса она успевает застать срыв первой решетки. За первой почти без паузы следуют вторая и третья. Немного погодя четвертая и пятая. Две трети забора как не бывало. Мгновенному проникновению толпы на территорию мешает перепад высоты – детская площадка девятиэтажки ниже уровня больницы метра на два. Опалевцы быстро перемещаются на край обрыва, пресекая первые отчаянные попытки штурмующих взобраться на него. Но вскоре на обрыв укладываются сорванные решетки. Все попытки сбросить их ногами и руками тщетны. Люди выстраиваются у основания импровизированных лестниц и словно по чьей-то команде застывают на минуту на исходных позициях. В первых рядах ходячие. Определить степень их болезни с такого расстояния сложно. Возможно, это и не больные вовсе, а сопровождающие. У многих на руках и на плечах дети. Красных шапок хватает и здесь. Стариков на решетках не так уж и много. Молодые, по понятным причинам, отодвигают их на задний план.
Только теперь на западной стороне Линер обращает внимание на борьбу, которая разворачивается среди штурмующих. Они борются не только с преградами на их пути, но и друг с другом. Все эти толчки и оттирания, стремление выйти в первый ряд… – конфликты, похожие на те, что происходят в очередях, протекают пока еще относительно мирно.
Жизнь маленького городка идет своим чередом. Горожане даже не подозревают, что в ней могут произойти необычные события, но окружающие горы хранят в себе древние темные пророчества. И однажды те начинают сбываться. Надвинувшаяся колдовская мгла готова поглотить как город, так и все небесное королевство. Его повелительница утратила свои магические силы и теперь не может никого защитить. Казалось бы, все кончено. Неужели мир падет? Неужели из этого нет выхода? Лишь Неисчерпаемый ковш знает имя того, кто придет на помощь.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.