Чел. Роман - [123]
– Ну, три минуты-то они продержатся?
– Такова готовность?
– Да. Пострадавший уже в холле. Улаживаем последние формальности. Уточняем маршрут. Так что успокойся. Не успеют. А дальше Опалев разберется. Если придется, конечно. Может, и сами разойдутся. Так что люди меня как раз меньше всего беспокоят. А вот фауна наша, согласись, как-то странно себя начала вести. С ней могут быть проблемы…
– А что?
Линер, увлекшись людьми, на время упускает из виду этот момент.
– Так ты у окна или где? Не видишь, что ли, ничего? Посмотри…
Шеф обрывает разговор. Линер кладет закрытый ноут на подоконник и опирается на крышку ладонями. Двор заметно преобразился. Птицы и бабочки, покинув крыши, стены и окна – только теперь Линер обращает внимание на непривычно прозрачное окно перед ней – будто по чьему-то приказу, концентрируются у входа в реанимацию. «Живой коридор» от реанимации до вертолетной площадки выглядит как картина из какой-то сказки. Бойцы с ног до головы облеплены бабочками. Щитов и шлемов не видно. Стенки «коридора» – два лоскутных одеяла. Бойцы время от времени пытаются стряхнуть с себя бабочек, но все без толку. Вспорхнувшее на мгновение облако возвращается обратно. С птицами другая беда. Они сплошным ковром занимают образованный бойцами «коридор» и прилегающее к нему пространство с внешней стороны. Не уместившиеся на земле кружат над двором огромными стаями, взмывая и пикируя, удивительным образом при этом не сталкиваясь, словно полет их регулирует какой-нибудь диспетчер. И что на земле, что в воздухе птицы – вопреки людскому крику, битому стеклу и ревущим сиренам – подчеркнуто молчат…
– На главном входе пробились в фойе, – слышит Линер за спиной.
– А? Что? – Линер оборачивается и видит Белую у телика.
– Я говорю про центральный вход, ну тот, что со стороны хосписа… Тут прямое включение…
Картинка на экране скачет. Оператор, похоже, находится непосредственно в толпе. Парадные раздвижные двери разбиты. Ступени забиты людьми. Часть больных на носилках. Дети в красных шапках на руках взрослых. Полиция, по-видимому, вытеснена в коридоры, но еще держится. Несколько штурмующих забираются с плеч других на балкон над входом и разбивают окна, не прикрытые решетками. Их встречают. Завязывается первая потасовка. Забравшиеся – вполне себе здоровые. По крайней мере, так решают опалевцы. Их ничего не сдерживает. Дубинки идут вход, да так, что двое штурмующих, спасаясь, слезают обратно. Третьего укладывают на пол и надевают наручники. Несут к окнам и бросают лицом в осколки…
Кадр тут же, без паузы и комментария, чей-то умелой рукой, переключается на съемку с дрона, видеоряд, получаемый с него, до этого момента висит мелкой иконкой в левом нижнем углу экрана.
Поначалу фиксируется только двор, который сверху выглядит живописным, абстрактно-прекрасным полотном, но информации в этой картинке мало. Детали полотна – загадка. И совершенно нельзя разглядеть, что под слоем бабочек – группа прикрытия. С высоты бойцы скорее напоминают столбы, густо усеянные то ли цветами, то ли конфетными обертками. Птицы отчетливо видны только в воздухе. На земле они – большой сказочно-прекрасный ковер, устилающий двор больницы.
Дрон смещается к западу, где в разгаре артподготовка. Из толпы со стороны детской площадки за ограду летит поток камней и снега. Линер всматривается и отмечает, что параллельно готовится и нечто более серьезное. Ряд джипов закрепляется лебедками за решетку ограды. Попытки оцепления снять тросы оказываются неудачными. Бойцов встречают камнями и палками – часть деревьев вокруг больницы обломана осаждающими почти до пней.
«Если сработают хотя бы две машины, просвет метров в семь-восемь гарантирован. От него до вертолетной площадки рукой подать, а пострадавший все еще в корпусе», – быстро соображает Линер и бросается к окну…
С нового ракурса она успевает застать срыв первой решетки. За первой почти без паузы следуют вторая и третья. Немного погодя четвертая и пятая. Две трети забора как не бывало. Мгновенному проникновению толпы на территорию мешает перепад высоты – детская площадка девятиэтажки ниже уровня больницы метра на два. Опалевцы быстро перемещаются на край обрыва, пресекая первые отчаянные попытки штурмующих взобраться на него. Но вскоре на обрыв укладываются сорванные решетки. Все попытки сбросить их ногами и руками тщетны. Люди выстраиваются у основания импровизированных лестниц и словно по чьей-то команде застывают на минуту на исходных позициях. В первых рядах ходячие. Определить степень их болезни с такого расстояния сложно. Возможно, это и не больные вовсе, а сопровождающие. У многих на руках и на плечах дети. Красных шапок хватает и здесь. Стариков на решетках не так уж и много. Молодые, по понятным причинам, отодвигают их на задний план.
Только теперь на западной стороне Линер обращает внимание на борьбу, которая разворачивается среди штурмующих. Они борются не только с преградами на их пути, но и друг с другом. Все эти толчки и оттирания, стремление выйти в первый ряд… – конфликты, похожие на те, что происходят в очередях, протекают пока еще относительно мирно.
Жизнь маленького городка идет своим чередом. Горожане даже не подозревают, что в ней могут произойти необычные события, но окружающие горы хранят в себе древние темные пророчества. И однажды те начинают сбываться. Надвинувшаяся колдовская мгла готова поглотить как город, так и все небесное королевство. Его повелительница утратила свои магические силы и теперь не может никого защитить. Казалось бы, все кончено. Неужели мир падет? Неужели из этого нет выхода? Лишь Неисчерпаемый ковш знает имя того, кто придет на помощь.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.