Было такое... - [8]

Шрифт
Интервал

На вокзале скучали менты. Мы были самой легкой добычей, багаж Майкла — лакомым не задекларированным куском. Мы очень опаздывали. У милиционеров были такие выражения лиц, будто они стояли в кокошниках и держали хлеб-соль.

Я поняла: это все.

Уже совершенно наплевать, что он опоздает. Я просто не переживу обратной дороги.

Мы шли на встречу друг к другу. У меня не было другого выхода. Поравнявшись с милицией в кокошниках, я успела вытянуть вперед руку и на полном серьезе сказать: «Ребята, не сейчас». Они даже не успели обидеться.

Всю дорогу я боялась, что Майкл начнет предлагать мне чаевые. А я тогда жутко обижусь и скажу ему: «НОУ!» А он скажет, что русские женщины — они самые красивые. А я тогда вспомню стишок про коня и избу, но ничего ему не скажу, потому что очень гордая.

Я выпнула Майкла и его багаж как раз к нужному вагону. Затолкала в купе, он сказал: «Ооо, Алиша, дозвиданья».

И все. И никакого спасибо. Это была его прихоть, он хотел ехать на поезде, хотя вся группа благополучно улетала на самолете. Майкл плохо спит в самолетах, а в вагоне можно отлично переночевать.

«Скажите, он иностранец?» — спросила молоденькая проводница, пританцовывая от холода на перроне.

«Да».

«Может быть, у него есть какие-нибудь особые требования или просьбы».

Соблазн был слишком велик. Я стерла пот, загудели от невыносимой тяжести руки, и я сказала: «Это Майкл. Он продюсер, снимает кино. Англичанин. Хочет увидеть Россию. Поэтому путешествует на поезде. Он просил передать, чтобы вы его будили каждые два часа. На каких-нибудь особенно интересных станциях».

Проводница улыбчиво кивнула и поезд тронулся. Майкл выглянул в окно и помахал рукой.


До свидания, Майкл. Спокойной ночи.


Алеся.

2005/05/12

Посвящается моему терпеливому мужу

А у меня дома в холодильнике кастрюля стояла. Давно, надо сказать, стояла. Я макароны сварила и поставила. И ушла на работу. И муж ушел. И как-то так получилось, что мы долго домой не приходили. То есть бывали иногда, но редко. В основном ночевать. И я когда иногда с работы домой приходила, то в холодильник чисто по привычке заглядывала. Она там стоит. Я посмотрю на нее и холодильник закрою. И даже думать боюсь, что там с макаронами произошло. Вроде не пахнет, когда в квартиру заходишь — и нормально. Я даже подумала потом, что не стану открывать кастрюлю никогда. В подъезд заходишь — не пахнет — и нормально. Иногда пускала мелкую лесть, чтобы заставить мужа заглянуть туда первым.

Недавно прихожу с работы, а муж спит. И где-то в районе подмышки он сказал, что открывал сегодня кастрюлю. Я замерла. Он рассказывает: «Открыл, залил водой и закрыл крышкой». Ничего выбрасывать не стал. Потом помолчал и добавил: «Сначала оно должно сдохнуть».


А еще он сказал, что томатная паста дала ростки, и там скоро бы вырос куст помидоров. И еще он сказал, что выбросил «эту… длинную… черную». Я догадалась, что морковка. И еще он напомнил про курицу. Но тут уж я не выдержала и стала возмущаться. Потому что я-то хорошая хозяйка и помню, что курица лежит в морозилке. А там с ней ничего не может произойти. Совсем ничего. Ни яиц она там не высидит и вообще никакого сюрприза не преподнесет. Курица-то у меня под контролем, ха-ха! И тогда муж робко сказал, что курица закована в вечных льдах. Что если я захочу ее когда-нибудь сварить как те макароны, то только вместе с холодильником.


А вообще-то я очень хорошо готовлю. Правда. И дома у меня чисто. В подъезд заходишь — не пахнет — и нормально.

2005/07/12

Федя

Когда Федя начал мужать, мы его начали звать не иначе как Федр Иваныч.

Он выпустил брюхо, утяжелил лапы и стал солидно выхаживать ими на кухню, чтобы откушать свежего Хиллса с тунцом. В миску смотрел чуть кривясь, лениво поворачиваясь к нам даже не шеей, а всем мохнатым корпусом. Мы с мужем замирали, как солдаты на плацу, а Федр Иваныч чуть нервно дергал кончиком хвоста и, выдерживая осанку, присаживался у миски. Знаете, еще бы чуть-чуть и он сказал: «А тунец сегодня не свеж». И молча удалился из столовой, оставшись без трапезы…


Он часто изволит дремать на подоконнике. Собственно, подоконник наше излюбленное место, поскольку оттуда открывается прекрасный вид на птичек — эта чирикающая еда облюбовала для посиделок карниз, проходящий как раз у окна. Федр Иваныч лежит, глаз в прищуре, колбасный хвост обрамляет пузо. Воробьи слетаются на карниз каждое утро — эти как всегда что-нибудь не поделят и с перьями у рта доказывают друг другу правоту. Все идет по четкому сценарию: словесная перебранка, затем мелкая драка с использованием клювов и, наконец, выход Федр Ивановича — в пиковый момент он поднимается на подоконнике дугой, держит хвост знаком вопроса и тем самым как бы вопрошает: «Какого… вы тут орете?» Выказывая подобный моветон, Федр Иваныч нисколько не смущается и даже неприлично зевает — не прикрываясь лапой и демонстрируя тем самым клыкастую розовую пасть. Воробьи в шоке, Федр Иваныч уходят вылакать воды.


А вообще-то Федя — это такая рыжая шняжка. И чаще всего он ведет себя не как Федр Иваныч, а как пиндос. Допустим, я лежу на диване. Этот пиндос затаится в углу комнату и начинает маскироваться. Обычно он пытается слиться с окружающей средой. Втискивает жирное тело в самый угол, расплющивает пузо и прищуривает глаза. Наверное, в этот момент ему кажется, что он ровного синего цвета, как палас. То есть его типа вообще не видно, ну абсолютно. Такой рыжий полосатый бугор вообще трудно заметить. Да.


Еще от автора Алеся Петровна Казанцева
Режиссёр сказал: одевайся теплее, тут холодно

Перед вами сборник рассказов Алеси Казанцевой, которая однажды приехала в Москву на недельку и осталась навсегда. Которая один раз заскочила на киностудию и больше оттуда не вышла. Которая была очень одинока и поэтому начала писать в Интернете свои рассказы о жизни и работе вторым режиссером на съемках фильмов, сериалов и рекламы. Она стала признанным автором в Интернете: сначала в «Живом Журнале» под именем Алеси Петровны (ее блог входил в топ-3), потом на «Фейсбуке» (более 55 000 подписчиков). Известные режиссеры хотят экранизировать ее истории, Юлия Меньшова называет их неизбежным счастьем, а Яна Вагнер завидует тем, кто по какой-то причине их еще не читал.


Рекомендуем почитать
Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».