BLOGS - [11]
На улице затихла пила, лаяли собаки. Где-то там, в центре деревни, трещали доски: то ли отдирали их от чего-то, то ли перебрасывали с места на место.
Василий взглянул на свой тощий узел у печи. Здорово его обманул шофёр с той гладенькой экспедиторшей: только сверху было несколько банок консервов и две палки колбасы. Всё остальное, снизу - пачковый суп и кисель. Колбасу он, конечно, сжевал быстро - до тошнотиков. Консервов осталась пара банок.
- Слышь, старая? Ты того... не серчай... гм-да, - и удивлялся себе, и презирал себя одновременно. - Короче, пожрать бы с собой чего-нибудь.
Старуха кивнула и вышла. Ломоть забросил за ней щеколду и сел у окошка, вглядываясь через мутные стёкла в дом, но старуха... исчезла. Она даже не подошла к дому. «Курва! - заметался по бане Василий. - Курва!» В который уж раз за четверо с половиной суток загнал патрон в патронник, поставил на автоматическую стрельбу предохранитель... «Ну, Лом, ты и дура-ак!!! Нужно было тогда, чуть свет уходить... А ты держал эту...»
Но на улице, казалось, ничего особенного не происходило. Выскочит с автоматом - кто посягнёт на него? Мужики с ружьями? Вряд ли. Хотя тоже могут зацепить пулей...
Василий тихо-тихо вышел в предбанник. Выглянул в выбитый сучок на углу дощатой стены и всё понял: за изгородью и углом амбара крутнулась на повороте овчарка.
.. .Через сорок минут Василий добил эту овчарку выстрелом, разорвавшим ей шейные позвонки.
Ему, почти не отвечая выстрелами на пальбу, несколько раз предлагали выйти и сдаться. Дважды говорили, что предупреждение последнее.
- Сожжём, Балабаев!
- Это не я, жиган, не я... - кричала ему бабка, но Василий и сам понял, что вынюхали его овчарки, как, впрочем, понял и другое - никто его поджигать не будет. «Не имеют права!» - в этом Василий был спокоен. Теперь, конечно, было понятно, почему умолкла пила и лаяли собаки. Но что поделаешь: если бы Бог дал сначала ума, а потом жизнь... Мир был бы другим.
- Осуждённый Балабаев! Перестаньте заниматься ...ней. Закидаем гранатами. Имею право! - самому себе не веря, кричал светловолосый капитан за углом амбара.
«Молодой ещё», - отметил про себя Лом, поймав капитана на секунду в прорезь прицела. - Как и я». Почему-то именно это - «как и я» - помешало ему выстрелить, и он крикнул:
- Дайте пятнадцать минут подумать!
Деревня глазела на происходящее издалека. Детей попрятали в голбцы; кто посмелее - смотрел прямо из окон; кто боялся, но любопытство подхлёстывало - выглядывал в щели сараев, даже с бревенчатых крепких чердаков. Меж собой судили да рядили - бабка-то какова! Сиволона прятала!
А старушка металась, не пугаясь ничего, между солдатами в овраге и амбаром, где был офицер и с ним ещё солдаты.
- Мый-нин тиянкод лоома? Мый-эн т каранныд? - Что с вами случилось? Что же вы делаете?
Задыхались от лая собаки. А она одна в этом тихом и светлом утре, неожиданно лопнувшем под грохотом пальбы и запахами горячего металла и горького жжёного пороха, металась как над каким-то вселенским горем: что же вы, люди, делаете? Мый-н тсянкод лоома?
Балабанов дунул в ствол. «Хорошая ты штучка... свобода. Только у тебя, сука, тоже свои затворы, предохранители и собачки...»
Через пятнадцать минут в баньке раздался выстрел.
В солнечный дверной проём, не пугаясь густого запаха пороха, на сизый клубок мозга в луже крови зажужжали голодные весенние мухи. Они, сволочи, и на мозг летят, как на дерьмо...
За углом баньки, обблевавшись, утирал непонятные слёзы молодой солдатик. Двое хоронили овчарку. Под ногами звенели гильзы.
«Мый нин ^янкод лоома?!» - голосила сумасшедшая старуха.
1989 год
ВНУКИ
Живут они на одной лестничной площадке, двое зеленоглазых первоклашек. Школа рядышком, в трёхстах метрах от дома. И для них огромный шик зимой по утрам, когда родители уже ушли на работу, прибегать в школу раздетыми, вызывая зависть одноклассников.
Они очень дружны между собой, хотя, конечно, ссорятся каждый день «на всю жизнь». Одним словом, они не успели обзавестись кандалами комплексов, всё у них запросто. Вы-ёживаются друг перед другом запросто и завидуют открыто, честно, что ли...
Ни Эдик, ни Алёшка не знают о том, что на первом родительском собрании их успели уже разделить на «математические способности» и «тонкую поэтическую натуру». В шахматы счёт у них примерно равный. О фильмах про индейцев говорят - «наши победили»; одинаково бескорыстно дружат они с тётей Катей, билетёршей из кинотеатра, которая пускает их играть на автоматах. Она живёт на первом этаже их подъезда, и они знакомы с ней «давно-предавно».
Вот такие ребята. Их папы с мамами просто здороваются, столкнувшись на лестничной площадке, а они ещё и в гости друг к другу ходят.
Они доигрывали в гостях у Эдика шахматную партию. По телевизору через полчаса мультики, но папа Эдика запрещает в отсутствие взрослых включать телевизор. Мало ли, несчастный случай какой произойдёт, пояснил он. Они вот доиграют сейчас и к Алёшке пойдут.
Алёшка проигрывает третий раз подряд. Морщит свой коно-патенький блестящий носик, обиженно кусает нижнюю губу -отыграться не успеет.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.