В поезде соседи по купе знакомятся обычно очень быстро. Особенно если едут далеко. С присутствием друг друга день да ночь нужно как-то считаться, а потому всем хочется знать, кто ты такой, далеко ли едешь, да и вообще, если не общаться, то время тянется медленнее.
В одной такой поездке в плацкартном вагоне на вопрос соседей, вы откуда и далеко ли едете, молодая женщина ответила нам монологом, который я не могу забыть уже двадцать лет. Хотя это была всего лишь история, как распалась семья, зацепило по-настоящему.
Голос женщины дрожал, но она не плакала. Громкий голос, открытый и недоуменный взгляд, будто женщина всю свою жизнь увидела впервые. Она говорила, говорила, говорила. Её ответ как-то сразу услышало не только наше купе: люди слушали, переживали, сочувствовали, смущались от неожиданных интимных подробностей (о таких обычно дамы говорят только с лучшими подругами, да и то шёпотом). А здесь всё это волей-неволей минут двадцать слушали полвагона.
Она рассказывала о том, что уезжает на родину - в Белоруссию, что жили они с родителями мужа в двухкомнатной квартире и что не было ни хороших заработков, ни личной жизни, и даже рождение детей из-за этого всё откладывалось. Потом муж уехал на заработки на Север. Она отправилась к нему через полгода и обнаружила, что муж сильно пьёт, что у него появились женщины и что самое главное - нет больше любви, и он хочет развестись.
Что в этой истории необычного? Ничего. Но та женщина в том вагоне не просто отвечала на вопрос соседей по купе -куда едешь? Она будто держала ответ перед Богом, и весь её монолог был исповедью, криком души - пронзительным, искренним - о любви, которая ушла. Так искренне редко разговаривают даже двое. А здесь... рядом была не община, не церковь, а вагон случайных людей. И милостью Божьей, наверное, не нашлось ни одного грубияна и хама. Что тоже чудо. Даже двоих подвыпивших мужиков, картёжников и матерщинников, пронзительная исповедальность женщины ввела в ступор - они как-то внутренне запереживали и ушли курить.
Смущались от бьющей наповал открытости той женщины две девочки-подростка. Но они не хихикали, не переглядывались между собой, как это обычно бывает у девчонок, а уткнулись в окно и растерянно молчали. Им казалось, что попутчица говорит не только о себе, открывая им, что значит быть женщиной.
Пожилая южного типа пассажирка на боковом сидении в панике смотрела на реакцию мужчин. Она словно была готова броситься и прекратить это душевное раздевание, но что её останавливало: мужчины реагировали как братья. Может быть, тем и запомнился мне монолог, что на двадцать минут напомнил всем нам, ехавшим в советском вагоне, что мы - братья и сёстры. Что, кроме временных социальных отношений, есть служение души для любви, что гибель любви - это страшнее, чем пишут в романах.
Пара средних лет, проходившая через наш вагон, тоже невольно услышала часть монолога. Его искренность даже в малой услышанной части была, видимо, настолько режущей, что пара воскликнула: «О Боже!» - и, испугавшись, быстробыстро поспешила проскочить странный вагон.
Рассказ закончился. Женщина и все мы сидели в некоторой тишине. Лицо её было бледным и неожиданно умиротворённым. Кажется, она через несколько минут уснула. Мы смотрели на неё, спящую, с жалостью и благодарностью. Как будто она напомнила нам какой-то долг, о котором мы бессовестно забыли. Может быть, не персонально я забыл, или забыла та южанка, или другие мужики. Забыли люди вообще. О том, что, где двое-трое во имя Любви, там и она с нами.
2003 год
Идём с дочерью по холодной серой улице. Ветер и мороз. Идём из поликлиники, где нам продлили больничный...
- Пап, а у тебя была когда-нибудь в жизни неимоверная радость? - спрашивает у меня Мария.
- Неимоверная? А это какая?
- Ну, вот неимоверная... Говорят же - «была неимоверная радость»... какая это радость?
Я задумываюсь и рассуждаю вслух. «Наверно, слово произошло от нескольких слов - «не имать веры». То есть радость такая, что даже не верят, что это возможно. Была ли у меня?.. Была, наверно... Была. Когда из армии возвращался в свой дом, всё казалось, что я его уже никогда не увижу. Но даже если доберусь, там всё будет по-другому, будто это вовсе и не мой дом. Мне повезло. И радость была неимоверная...
А ещё, знаешь, в том поезде, в котором я возвращался из
армии, было много солдат, но ехали и гражданские. Мне запомнилась одна пара. Их заветность друг другу была какая-то... неимоверная. Дедушка с бабушкой ехали к сыну-офицеру, служившему где-то в наших краях - на Севере. Бабушка была совсем слепая, и дед от неё почти не отходил, потому что она очень боялась - вдруг с ним что-нибудь случится. Солдат вон сколько - толкнут нечаянно, упадёшь и убьёшься... или выйдешь за пирожками, а проводница молодая, не заметит, что дед отстал, так и сгинет он в тапочках на босу ногу.
Мы улыбались, посмеивались... И вот дед ушёл в туалет и всё почему-то не возвращался. Мы сидим - выпиваем, песни под гитару поём и не заметили, как бабушка слепая встала и пошла за дедом... Искать отправилась. Слава Богу, кто-то из наших ребят её перехватил. Как раз поезд тряхнуло на перегоне...
