BLOGS - [12]

Эдик нетерпеливо стучит кулачком по коленке, часто поднимает голову, смотрит на часы. Тут-то он и вспомнил про свою давнишнюю гордость, да и не только свою - реликвию всей семьи.

- Сейчас, - он побежал в спальню, долго шуршал там, что-то громко шептал. Нашёл ключик от ящика трюмо, в котором хранились грамоты родителей и эта вот штучка - дедовское удостоверение личности офицера. Реликвией вообще-то было, наверное, не само удостоверение, а скользящая размашистая строчка на нём, написанная почему-то зелёными чернилами. «В штаб армии допустить. 12.11.42. Будённый».

Вот это да! Такую бы штучку, такого бы деда Алёшке! Он оглох от близости истории. «Эту книжку держал Будённый... Будённый». А теперь я держу. Бу-дён-ный... С какой же тоскливой завистью смотрел Алёшка на друга.

- А кем был твой дед?

- Самым главным по самым секретным поручениям, -скромно важничал Эдик.

...Эдик ушёл после мультиков к себе, а Алёшка, оглушённый, сидел и смотрел на мерцающую безмолвную таблицу телевизора. Дедов своих вспомнил, ничего особенного: один в войну с голоду помер, а другой хоть и воевал и награды были, но всё равно. ... Если есть на свете счастье, так вот так - с Будённым знаком. Самый главный по самым секретным...

С тяжёлым, набрякшим болью сердцем Алёшка перерыл чемоданы и шкафы, нашёл фотографии одного из дедов, фотография второго деда была единственная и хранилась, видимо, родителями где-то глубоко.

Дед молодой - морская пехота, шрам через лоб на виске кончается, на груди две медали. Дед старый - сутулый, орденские планки в два ряда, зелёные петлицы лесничего на кителе.

Жалко, что дед незнаменито воевал. Алёшкины глаза блестели, припухшими губами чмокнул он деда, вытер фотографию и положил на место. Шмыгнул холодным носиком и, одуревший от съедающей тоски, оделся и поплёлся на улицу, куда-нибудь.

Мама пришла вечером с работы уставшая, как всегда нервная. Отец задержался, у него стендовые испытания. Алёшка с Эдиком были как-то в этом сверкающем грохоте.

- Каша не тронута. Ел что-нибудь? Уроки все уже? - Мама «заряжала» холодильник продуктами из сумки.

- Угу.

- Двойку что ли схватил? Что скукоженный? - мама спрашивала резко и сердито. Посмотрела на пришибленного Алёшку. -Ну-к иди-к сюда. Глаза покажи... Больной видок, - холодной рукой потрогала лоб Алёшки.

- Нет, всё нормально, - неожиданно тихо и сипло выдавил сын.

Он сидел на кухне, следил за тем, как энергично снуёт по квартире мама. Переоделась, поставила чайник, спросила что-то, Алёшка ответил... Ковыряя пальцем штукатурку у розетки, собрался с духом, тихо и тяжело спросил:

- Мам...

- А?

- Мам... А у деда нашего... большие, - он подбирал, но так и не подобрал такого нужного и точного слова, так и сказал -«большие», - ордена были?

Мама наводила порядок на трюмо. В зеркало она долгим взглядом посмотрела на оцепеневшего в ожидании Алёшку.

Будто кто-то невидимый выключил ту энергичную нервную скорость, с которой она только что двигалась, выключились заодно её раздражённые усталые мысли, которые она даже не пыталась собрать. Серьёзно и так же, как Алёшка, она ответила:

- Да, были. Большие, - светло улыбнулась про себя. - А что?

Как силился Алёшка, если б кто знал! Нахмурил до боли в голове брови, куснул губу, а она, проклятая, все равно предательски дрогнула.

- У Эдика... у деда... короче, у них подпись Будённого есть, -он повернулся спиной к маме, обидно было за неожиданно пискляво получившееся последнее слово. А мама прекрасно знала своего сильного сына. Между прочим добавила:

- Один орден деду сам товарищ Сталин вручал, в Кремле, а другой маршал Жуков на Красной площади перед строем. Оркестр даже играл...

Алёшка откашлялся как ни в чём ни бывало и, не поднимая головы, ушёл в спальню. Взорвалось облегчённое сердце. Он тихо заплакал и выстраданно счастливый неожиданно уснул.

Это ничего, что мама соврала Алёшке? Деду Алёшкиному ордена вручали в окопах.

1987 год

ПЯТОЕ МИРООЩУЩЕНИЕ

Слово «одеколон», говорят, произошло от слова «Кёльн» -немецкий город такой. Там аптекарь придумал воду душистую для протирания пахучих мест тела, а так и закрепилось во французском, кажется, - «о де Колон».

Из детства в памяти остался «Шипр». Самый массовый, наверное, одеколон СССР в 60-е. Запах «Шипра», табака, мандаринов и маминой губной помады... ага, это праздник, значит, какой-то! Потом появится ещё один не менее массовый мужской одеколон «Саша». Но он так в памяти не останется, как «Шипр»... «Шипром» даже будто споласкивали лицо после бритья. Полную пригоршню выльют и с рыком - на щёки.

Шик такой... Говорят, с послевоенных времён пошло. Комсостав армии и НКВД на севере так свою браваду и «гусарство» показывал, а потом одеколоны доступны стали и некомсоста-

^ву...

До армии я как-то был равнодушен к одеколону. Только в праздники, через запах отца и через духи матери, и запомнился парфюм («Тамара» - замечательные были духи, «Красная Москва», ещё какие-то)... А в армии, в армии благородные запахи начинаешь ценить, потому что неблагородных слишком много. В караулках и в сушилках порою вонь такая, что мухи и те улетают - адские запахи сохнущих портянок и ватников, запрелых ног и нечистой одежды... В армии одеколон становится твоей территорией и правом на «свой мир». Многое тебе могут запретить, но на запах одеколона запрета нет, наоборот, приветствуются аккуратность и чистота. Не только командирами приветствуется, но и самими солдатами.