Я был смятен и сконфужен. Не было эйфории, как ожидалось. Скажу более, было какое-то разочарование. Словно ожидал волшебника, а пришел низкосортный фокусник. Все шло вразрез. Чувство, когда стрелял из игрушечного пистолета, не было и близко похоже на то, что я испытал только что. Там было спокойствие, и выстрел, несущий смерть, здесь нервозность, и опасность. Может это из-за осечек, начал оправдывать случившееся я, но понял, что они тут не причем. Дело было в другом. Но вот в чем? Снова эти дурацкие вопросы. Я подошел к доске, в которую вошла пуля. На поверхности только маленькая ямочка. Я присмотрелся. Неужели, пуля стукнулась, и отскочила? Нет! Не может быть! Я поднял доску, и перевернул ее. С обратной стороны торчали щепки в разные стороны, будто кто-то отламывал по одному волокну, и поднимал, пытаясь создать прическу, или свить гнездо. Дыхание перехватило. Пуля пробила доску, вырвав обратную сторону, и превратив ее в щепки. От этого вида я улыбнулся, понимая, что силы даже такого, одноразового пистолета хватит, чтобы отправить на тот свет любого, кто встанет у меня на пути. Я могу из простой детской игрушки сделать смертельно опасное оружие. И много времени это не займет.
Следующим утром, все еще находясь под впечатлением от вчерашних испытаний, я проходил около забора, за которым жил Дик. Не подумайте, он никуда не пропадал. Он все так же, каждое утро, здоровался со мной, вызывая микроинфаркт. За это я ненавидел его все сильней и сильней. Тем утром я подумал о пистолете, вывороченной выстрелом доске, и собаке. Собаке, подло лающей по утрам из-под забора. Я подумал о том, что тоже смог бы подшутить над ней. По-своему, конечно. Но нести такой пистолет по улице будет не только глупо. Это будет вызывающе. Словно я маньяк какой-то, или свихнувшийся гангстер. Мысли потекли в другом направлении. Оружие, но не оружие. Пистолет, выглядевший как не пистолет. Как нечто, совершенно не похожее на оружие. В этот раз перерыва между проектами не было. Только что я закончил один, пусть он и исчерпал себя при испытаниях, и мгновенно переключился на другой. Я понимал, что мне нужно вначале разработать устройство, а уже потом внедрить его в какую-то оболочку.
Месяца два карандаш и тетрадный листочек, сложенный вчетверо, не покидали моих рук. Я чертил и рисовал, чертил и рисовал. Листки заполнялись, и их сменяли другие, вырванные из тетради. Я снова чертил и рисовал. Но в своих изысканиях не приблизился, ни на сантиметр к намеченной цели. Мне нравилось фантазировать, представляя, как новое устройство будет работать. К сожалению, фантазии пока так и оставались фантазиями. Дальше рисунков я не продвинулся. Это был тупик.
Постепенно конструкторское увлечение отошло в сторону. Я рисовал все меньше, все больше и больше засматриваясь на девчонок. Осознание, что интересы поменялись, пришло только тогда, когда я понял, что Дик исчез. Не было, ставшего регулярным, утреннего приветствия. Из-под ворот не выглядывал черный нос. А я не вздрагивал, проходя мимо. Памятью о нем осталась доска, пробитая пулей, да пачка чертежей.
Вместе с утратой врага, я потерял интерес к оружию. Дик не бодрил меня по утрам, я не злился на него за это. К чему мне тогда оружие? Для чего? Если цели нет. Путешествие длинной в три года закончилось. Я осмотрелся вокруг, и заметил людей, которых не видел раньше. Оказывается безумное увлечение ограничивало меня. Не давало свободно жить, и дышать полной грудью. Теперь я мог общаться с ровесниками, любоваться девчонками, читать, смотреть телевизор. Мания, преследовавшая меня, осталась в прошлом. Я освободился.
Бартеломью подошел к лавочке, и тяжело опустился на нее. Бимен немного постоял, понимая, что старик ждет от него хоть какой-нибудь реакции. Но на ум ничего, кроме «офигеть» не приходило. Он развел руки в стороны, показывая жестом, что сказать-то нечего, и присел рядом.
Энни была жутко раздосадована. Эта старая калоша, которая утверждала, что является сестрой Фастрича совсем разрушила ее планы. Старик можно сказать «уже сидел на крючке», но появилась она, и все испортила. После ее визита Кил вообще забыл, что вокруг него что-то происходит. Казанова.
«На всякий случай, мы его со счетов списывать не будем, — решила она. — Будем навещать. Вдруг, любовное увлечение скоро пройдет. И если это случиться, то оказаться рядом, и помочь старику обрести покой, моя главная задача. Пусть это будет даже вечный покой». — От этих мыслей медсестра, которая катила кресло по коридору, едва заметно улыбнулась.
Везла она новую больную, которую ей поручили определить в одноместные апартаменты, в конце коридора. Это была особенная палата. Пребывать в ней, мог себе позволить, или очень влиятельный человек, или денежный кошелек. Детально рассмотреть новую постоялицу у Энни пока не получалось, потому, что она вела себя замкнуто, и нарушать дистанцию не стремилась. Тот диагноз, с которым она тут оказалась, предусматривал выписку только в очень редких случаях. То есть, попросту, ее привезли сюда умирать. Откупились, отправив подальше от дома, чтобы не видеть, как болезнь забирает жизнь.
