Каждое утро безумный пес здоровался только со мной. Иногда случалось, что передо мной шел кто-то еще. Тогда я с замиранием сердца, ждал что Дик поздоровается и с ним. Прохожий подпрыгнет, вскрикнув от неожиданности, чем, несомненно, вызовет улыбку на моем лице. Но он не хотел здороваться ни с кем, кроме меня. У него было какое-то особое чутье. Он лаял в самое неудобное время. Выжидал, когда я подойду вплотную, и здоровался. От его приветствия кожа покрывалась испариной, сердце замирало, а потом начинало скакать как сумасшедшее, а в мозгу словно что-то лопалось.
Жизнь, доселе скучная, и однообразная начала расцветать яркими красками. В ней появился тот злодей, против которого я смог бы применить свой преступный ум. Наконец то мне есть с кем сражаться в своих мечтах.
Но, что удивительно, я больше не фантазировал на счет безумных поединков, и спасательных операций. Я ходил и искал. Словно где-то есть потерянная вещь, но я не могу вспомнить, как она выглядит. Нутро чувствовало, что настал черед творчества. В руках появился какой-то нестерпимый зуд. Они чесались, но не было материала, из которого я бы сделал очередное оружие.
Дома я все перерыл, и пересмотрел. Возвращение из колледжа затягивались. Я был весь несобранный, рассеянный, с постоянно блуждающим взглядом. Мне необходимо было скорее найти то, из чего я смогу сделать нечто. Нечто удивительное, и смертельно опасное. А потом зуд пройдет. На какое-то время. Но это все потом, а сейчас во мне снова начала просыпаться ярость. Чтобы она не сожрала меня изнутри, я притащил в дом старую доску, найденную на свалке. Распилил ее, и сбилнебольшой щит. Теперь, чтобы выпустить пар, я бросал в него свой нож. Я размахивался, очищая разум от мыслей, и выбрасывал руку вперед. Холодная сталь соскальзывала с пальцев, забирая злость. Нож входил в древесину с глухим стуком, я стоял и какое-то время смотрел на него. Потом подходил, и вынимал его, еще вибрирующего. В эти мгновения душа обретала спокойствие. Я вспоминал, как на чердаке, я также выбрасывал руку вперед. Только из ладони ничего не вылетало. В ней я крепко держал пистолетную рукоять. Один глаз прищуривался, сердце гулко бухало в груди, замедляя свой бег. Я давил на спусковой крючок, и стрелял. В момент выстрела душу наполняло спокойствие. Прямо как и сейчас. Было что-то общее между тем временем, и этим. Отгадка, казалось вертелась на языке. Вот же она. Протяни руку, и возьми. Я был близок к решению, но оно все равно ускользало. Понимая это, я злился еще сильнее, и продолжал бросать нож. Осознание, что почти догадался, почти открыл тайну бытия, было только в момент броска. Было что-то общее в том, как я выбрасывал руку вперед. Не в самом движении, а в смысле движения. Бросок ножа. Выстрел. Бросок, выстрел. Что между ними общего? Из руки летит смерть. Вот что. Но что это значит?
«Мне нужен пистолет, — внезапно осознал я. — Не игрушка, настоящий пистолет. Только он подарит мне умиротворение. Только с ним в руке я обрету сон. Сделаю всего лишь один выстрел, и все пойму. И смысл бытия, и цель существования».
В мгновение ока все стало на свои места, и поиски неизвестно чего, превратились в поиски чего-то похожего на пистолет. Тогда я не понимал, что ошибался. Мне нужно было не что-то похожее на него, мне нужно было что-то, что легко станет им. И как только я это понял, то сразу же увидел в сломанной пластмассовой игрушке, найденной на улице, вероятного донора, из которого может родиться нечто. А потом завертелось. Перед глазами проносились, и мелькали выпиленные детали, маленькие тиски, и мои руки, держащие напильник.
Месяца через два опытный образец был закончен. Пистолет получился громоздким, и выглядел как футуристическое оружие из будущего. Синий пластмассовый корпус, толстая металлическая трубка вместо ствола, примотанная черной изолентой, и блестящий спусковой крючок. Механизм располагался внутри, и был надежно спрятан. Для выстрела требовалось только нажать на спусковой крючок.
Дождавшись, когда родителей не будет дома, я взял свое устройство, зарядил, и нацелил в деревянный щит, стоящий на балконе. Сердце то колотилось как сумасшедшее, то вдруг останавливалось, и замирало. Я держал пистолет на вытянутой руке, на всякий случай отвернувшись от него. Палец начал давить на крючок. Тот шевельнулся, и сдвинулся с места. Пополз, пополз, потом, замер. Я надавил сильней, он сорвался, и ударник сухо щелкнул по капсюлю. Осечка. Черт побери! Пружина нужна мощнее. Силы пробить капсюль не хватает. Крючок вернулся в первоначальное положение. Палец снова начал на него давить. Так же осторожно. Снова щелчок и осечка. Я тяжело выдохнул, рука затекла. Переложил пистолет в другую руку, вытер эту о штаны. Попробуем снова. Палец, крючок, щелчок, осечка. Теперь уже быстрее, без лишней осторожности. Палец, щелчок, палец, щелчок. Щелчок, щелчок, выстрел! Уши наполнил звон легкой контузии. Туман дыма медленно рассеивался, и я смог увидеть пистолет, точнее, что от него осталось. Силой, которая вытолкнула пулю из ствола, и направила ее деревянный щит, стоявший на балконе, разворотило корпус пистолета начисто, оставив только пистолетную рукоять у меня в руке. На полу лежал ствол, вполне пригодный для еще одного выстрела.