Бесславные ублюдки, бешеные псы. Вселенная Квентина Тарантино - [58]
Куда более содержательными оказались два отзыва сайта Фильм. ру. Первый был положительным. Автор, Катя Тарханова, прибегла хотя бы к какой-то концептуализации и назвала фильм «сказкой», тем самым оправдав насилие в фильме как сказочный элемент. Из содержательных вещей она отметила лишь это: «Помимо таких разбегающихся мгновений видно также, что Тарантино актуализировал сказку как минимум в двух направлениях. Феминизм как последний источник боевика и женская месть как последнее прибежище благородства»[212]. И хотя про феминизм больше ничего не говорилось, равно как и про месть, автор хотя бы указала на эти темы, не стараясь быть оригинальной и отрицая очевидное: будто это кино не про месть, а следовательно, и не про насилие. Чтобы уравновесить панегирик, на следующий день на сайте был опубликован второй том «двухтомника» рецензий на «Убить Билла». Его автор, критик Валерий Кичин, писал про кино так: «Нас развлекают юмором типа „Buck-Fuck“. Попыткой изнасиловать коматозную, в ответ на что она зубами вырвет у насильника язык. Творчески импотентным эпигонством, неуклюжим передиранием японских образцов, включая двадцатилетней давности ремикс русского „Полета шмеля“ в саундтреке. Заимствованной у Джармуша энергетикой, причем так, будто дитя перерисовало Рембрандта, — по клеточкам, не врубаясь в смысл»[213]. Надо признать, что эта негативная рецензия хотя бы написана энергично. С позиции хорошего вкуса и традиций высокой культуры автор прощается с миром, жестоким и глупым символом которого стал Тарантино. На этот текст в своей хвалебной, но самой обычной и очень банальной рецензии даже сослался «критик» Алекс Экслер, причислив Кичина к «некоторым неврубившимся критикам», которые «рождают шедевры — так сказать — „высокой иронии“»[214]. Как видим, Брашинский оказался не единственным, кто сравнил Тарантино с Джармушем. Правда, как понимать смысл фразы Кичина «заимствованная у Джармуша энергетика» в отношении первого тома «Убить Билла», остается открытым вопросом и самой большой загадкой.
И только в новом десятилетии появилась робкая попытка усмотреть в фильме «Убить Билла» что-то большее, чем заимствования. «Внешне жизнерадостный, но извечно рефлексирующий маленький эльф» Анна Девятова, автор сайта Postcriticism (что бы создатели ни понимали под этим словом), видит в «Убить Билла» фильм о равенстве полов: «Феминистический настрой картины определяется еще и тем, что каждым по-настоящему сильным антагонистом для Невесты оказывается именно женщина, хранящая ствол в упаковке хлопьев мать-одиночка, как Вернита, роковая одноглазая красотка, как Элли Драйвер или же хладнокровная акула якудзовских водоемов, как О-Рен. По сути, впервые образ супергероя на экране примеряет на себя не мужчина, прекрасной леди для этого не обязательно наряжаться в красные трусы по типу Чудо-женщины, а дозволено обладать сороковым размером ноги. И именно такое определение равенства полов, по которому женщина свободна в своем решении разрубить противника мечом или же проломить ему голову с помощью кусари чигирики, смотрится куда как более независимо, чем приснопамятный рубашечный или уидоновский фетишизм»[215]. Конечно, мысль о том, что «Убить Билла» можно рассматривать с позиции гендерных исследований, не является новостью. Как не является новостью и то, что обычно провозглашаемые тезисы все же нужно аргументировать, а не просто так заявлять, упоминая в тексте слова «постмодернизм» или «китч». Однако Анна Девятова, кажется, высказала идею «„Убить Билла“ — это про феминизм» наиболее явно. Впрочем, сказано это было в 2015 году.
До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой.
Не так давно телевизионные сериалы в иерархии художественных ценностей занимали низшее положение: их просмотр был всего лишь способом убить время. Сегодня «качественное телевидение», совершив титанический скачок, стало значимым феноменом актуальной культуры. Современные сериалы – от ромкома до хоррора – создают собственное информационное поле и обрастают фанатской базой, которой может похвастать не всякая кинофраншиза. Самые любопытные продукты новейшего «малого экрана» анализирует философ и культуролог Александр Павлов, стремясь исследовать эстетические и социально-философские следствия «сериального взрыва» и понять, какие сериалы накрепко осядут в нашем сознании и повлияют на облик культуры в будущем. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Многие используют слово «культовый» в повседневном языке. Чаще всего этот термин можно встретить, когда речь идет о кинематографе. Однако далеко не всегда это понятие употребляется в соответствии с его правильным значением. Впрочем, о правильном значении понятия «культовый кинематограф» говорить трудно, и на самом деле очень сложно дать однозначный ответ на вопрос, что такое культовые фильмы. В этой книге предпринимается попытка ответить на вопрос, что же такое культовое кино – когда и как оно зародилось, как развивалось, каким было, каким стало и сохранилось ли вообще.
Борьба с Шевыревым, провозглашавшим, что литературе нашей для преуспеяния нужно равняться на «светскость», на тон высшего общества, составляет основное содержание этой статьи. Но она дополняется полемикой по историко-литературным вопросам. Шевырев призывал к отказу от всяких общих методологических предпосылок, философских теорий в области литературы. С его точки зрения история литературы должна быть эмпирическим изложением фактов. Надеждин, опровергая Шевырева, ведет борьбу против этой «странной предубежденности против мыслительности».
В письме к Боткину от 14 марта 1842 г. Белинский писал: «Статьею о Майкове я сам доволен, хоть она и никому здесь особенно не нравится, а доволен ею я потому, что в ней сказано (и притом очень просто) все, что надо, и в том именно тоне, в каком надо было сказать».
«…Почему же особенно негодует г. Шевырев на упоминовение имени Лермонтова вместе с именами некоторых наших писателей старой школы? – потому что Лермонтов рано умер, а те таки довольно пожили на свете и успели написать и напечатать все, что могли и хотели. Вот поистине странный критериум для измерения достоинства писателей относительно друг к другу!…».
Рецензия – первый и единственный отклик Белинского на творчество Г.-Х. Андерсена. Роман «Импровизатор» (1835) был первым произведением Андерсена, переведенным на русский язык. Перевод был осуществлен по инициативе Я. К. Грота его сестрой Р. К. Грот и первоначально публиковался в журнале «Современник» за 1844 г. Как видно из рецензии, Андерсен-сказочник Белинскому еще не был известен; расцвет этого жанра в творчестве писателя падает на конец 1830 – начало 1840-х гг. Что касается романа «Импровизатор», то он не выходил за рамки традиционно-романтического произведения с довольно бесцветным героем в центре, с характерными натяжками в ведении сюжета.
«Кальян» есть вторая книжка стихотворений г. Полежаева, много уступающая в достоинстве первой. Но и в «Кальяне» еще блестят местами искорки прекрасного таланта г. Полежаева, не говоря уже о том, что он еще не разучился владеть стихом…».
«О «Сельском чтении» нечего больше сказать, как только, что его первая книжка выходит уже четвертым изданием и что до сих пор напечатано семнадцать тысяч. Это теперь классическая книга для чтения простолюдинам. Странно только, что по примеру ее вышло много книг в этом роде, и не было ни одной, которая бы не была положительно дурна и нелепа…».