Бесславные ублюдки, бешеные псы. Вселенная Квентина Тарантино - [59]

Но все же тем, кто хотя бы старался увидеть в фильме нечто большее, чем то, что лежит на поверхности, был Сергей Кудрявцев, более других критиков склонный к анализу и имеющий желание увидеть в кино ту или иную философию. Так, еще в 2003 году он писал: «Все-таки в теме хладнокровного воздаяния женщины, которая четыре года провела в коме и, по сути, вернулась с того света, чтобы наказать виновников расправы над участниками свадебной церемонии в провинциальной церкви где-то в Техасе, подспудно звучит мотив противостояния самому ходу времени. Невеста борется не только и не столько с бывшими товарками и их кровожадным шефом, а прежде всего — с необратимостью бытия, если уж говорить громкими словами»[216]. Несмотря на то что с позицией «Беатрис Киддо против необратимости бытия» сложно согласиться, это уже кое-что. Создается впечатление, что Сергею Кудрявцеву так хотелось увидеть в фильме глубину, что он не нашел ничего лучше, чем придумать такой ход. Кстати, как мы помним, в контексте судьбы он описывал и «Криминальное чтиво». Но самое примечательное вот в чем. Анна Девятова в своей статье упоминает, что «неожиданные монтажные решения дают добро на то, чтобы перестать считать нарочитый китч как будто чем-то плохим», в то время как Сергей Кудрявцев находит более удачный термин и употребляет выражение «высокий китч». В некотором роде это большой шаг для нашей критики — пробовать описать творчество режиссера через китч, пускай ограничиваясь при этом одним лишь упоминанием и не давая объяснений, что это значит. Англоязычные критики, скорее, используют слово «пастиш» — бывает, оно понимается как синонимичное (что в целом неверно) китчу, но в определенном отношении более востребованное, то есть модное. Однако даже западные критики касательно Тарантино часто ограничиваются в лучшем случае упоминанием пастиша.

Когда культовый фильм — это культовый фильм

Все другие рецензии неизбежно отсылали к тому, что и откуда берет Тарантино (впрочем, тоже не всегда правильно, потому что в первом томе «Убить Билла» практически нет кунг-фу, этому посвящается скорее второй том). И даже спустя несколько лет критики продолжали говорить о том же. Так, Роман Волобуев, посмотрев фильм в 2008 году, написал: «Пресловутый компилятивный метод Тарантино, каждую свою работу собирающего из лучших моментов ста тысяч любимых фильмов, тут выглядит уже не игрой в конструктор, а алхимическим процессом. Если кино — это дистиллят жизни, то „Килл Билл“ — дистиллят дистиллята, двухсотпроцентный раствор, чувства, доведенные до концентрации кислоты и уже не нуждающиеся в одобрении того, что принято называть умом»[217]. Одним словом, все рецензии различались лишь оценками — не понравилось / понравилось, гениально / бездарно.

И лишь в новом десятилетии рецензенты стали возвращаться к фильму, чтобы сказать о нем хоть что-то оригинальное. В тексте Павла Прядкина (2013) оригинального мало, зато он один из первых обращает внимание на очень важный пункт критики первого тома «Убить Билла» со стороны западных авторов. Так, он пишет: «Сейчас уже как-то позабылось, а ведь после „Убить Билла“ знатоки восточного кино всерьез ополчились на американского варвара. Но сколько же личного было в той обиде! Просто людям, хорошо знакомым с фильмографией того же Гордона Лю, появляющегося в обеих сериях „Билла“, было жаль свой уютный, мало кому знакомый (на Западе, разумеется) мирок. Пусть и в несколько ироничном ключе, но он вдруг стал достоянием самой широкой общественности»[218]. На самом деле этот упрек можно было адресовать избранным русским авторам. Например, Дмитрий Комм, специалист в области азиатского кинематографа и автор книги о гонконгском кино[219], еще в 2004 году негативно отзывался о Тарантино именно на том основании, которое упоминает Прядкин в контексте западных экспертов. Комм написал про фильм так: «В лучшем случае это просто ловко сколоченный суррогат, кино для тех, кто предпочитает копию оригиналу, фальшивую розу — настоящей, кто уверен, что уже знает все на свете, а то, чего он не знает, не заслуживает того, чтобы это знать», а Тарантино назвал «ушлым продавцом из видеосалона, пожирателем фильмов с феноменальной памятью и слабым интеллектом»[220]. По крайней мере оценка Дмитрия Комма была профессиональной и корреспондировала с главным пунктом обвинений со стороны западных критиков, а его гневное высказывание — ярким.

В западном же мире развернулась дискуссия на тему, является ли первый том «Убить Билла» культовым фильмом, в основе которой был скрыт другой, куда более острый вопрос: можно ли считать Квентина Тарантино культовым режиссером теперь? Как я уже говорил, позицию Дмитрия Комма мы можем считать частью этой дискуссии. Само BBC задалось этим важным вопросом, культовое ли кино первый том «Убить Билла» или нет[221]. Стивен Даулин уже в октябре 2003 года забил тревогу, расспрашивая экспертов в области культового кинематографа насчет первого тома «Убить Билла». Результат его исследований нашел отражение в названии статьи «Когда культовый фильм — это не культовый фильм». Вместе с тем было странно обсуждать этот вопрос в момент выхода картины. Даже в традиционных представлениях о культовом кино вопрос о том, включать фильм в канон культового кино или нет, возникает лишь по прошествии времени.