Бесконечность в законченной форме - [5]

Люди встречаются по разному. И по разному расстаются. Мы встретились в «Макдоналдсе» на Арбате, пили молочный коктейль, говорили о пустом и незначительном, я обманул её, сказав, что недавно в Москве. И она взяла меня за руку и открыла свой город, известный только ей – с парком имени Павлика Морозова за Домом Правительства и широкой тропинкой Гоголевского бульвара до Храма Христа Спасителя…

Я признался во лжи, сгорая от стыда, но Адель лишь поинтересовалась, что я ещё скрываю, и… подарила первый поцелуй, словно разрешив взять её, ограничив обе свободы цензурой неопределённости. Это был шаг в никуда, в темноту, в непроглядную бездну, в которой казалось можно увидеть свет и почувствовать острый укол надежды – что жизнь – вещь, вобщем-то, неплохая, и можно к чему-то стремиться и даже иметь идеалы… Но свет оказался очередным доказательством, что детские кошмары сбываются, а сделанный шаг – красивое наваждение отсутствия воли… В чём я и убедился впоследствии, когда было уже слишком поздно.

Задёрнув наглухо шторы, я спрятался от дождя, шум которого слышался за окном. Миллионы капель падали на крыши машин, раскрытые зонты, и барабанили по металлическому подоконнику. Соблазн открыть шторы и впустить дождь в комнату слишком велик, но даже он не преобладает над желанием: не смотреть в зеркало. А этого никак нельзя допустить. В квартире их несколько. Зеркала таят опасность. В их глубине плавное, почти незаметное движение. Нечто создаёт иллюзию приближения. В зеркалах тоже идёт дождь. В глубине зеркал – силуэты. Силуэты таятся за размытой холодной водой дождя. А потом они прячутся за рамки и подглядывают за мной. Я, делаю вид, что мне всё равно, но они прекрасно знают, что это не так. Знают, что я боюсь их. Необходимо узнать, кому принадлежат эти силуэты…

Но есть ещё одна опасность. И здесь сложнее определить грань разумного и безумия. Телефонная трубка . Не снимать и не слушать. Иначе услышишь шепот. Они разговаривают о вещах мне не понятных. Их голоса разлагают слова на звуки, превращая привычную речь в бормотание резкое и неприятное. Если трубка всё-таки поднята, нельзя дать понять, что слышишь их, нужно смеяться, и разговаривать непринуждённо.

Задёрнуть шторы…

Развернуть зеркала…

Не подходить к телефону…

Сидеть на старом диване и молчать. Слушать дождь.

Адель как-то сказала, что свободы не бывает много. Что одиночество и любовь между мужчиной и женщиной – взаимосвязаны, а, следовательно, должны строиться на доверии. Мне это казалось странным, словно мы жили в разных городах, но, однажды наткнувшись на глухое сопротивление незапланированному свиданию, я оставил её в покое, искренне надеясь, что она не изменяет мне, фотографирует где-нибудь город, или читает книжку, устроившись в кресле на балконе. И, как водится в подобных случаях, мы стали видеться реже, ещё меньше времени проводить в её квартире, и только, пожалуй, выходные позволяли снова пересечься нашим прямым, до понедельника запутывая клубок отношений, опрокидывая в одну кучу – неудачный секс, таблетки, молчаливые прогулки по городу и встречи с её подружками, когда в их насмешливой компании моя роль сводилась к методичному уничтожению бутылки виски.

С обретением большей, чем хотелось, свободы, когда Адель привязала к себе и не отпускала моё сердце своей отстранённостью и почти холодностью, чтобы не сойти с ума, я расширил свои интересы до размеров Солнечной Системы, заполнив вакуум невиданными предметами . Они стали частью меня, эти предметы, поработив свободное время, полюбуйтесь на них: интернет, единственный роман Джонатона Китса – прочитанный три раза, старые здания в Центре, ангелы, футбольные матчи в спорт-баре на Братиславской, Анна П. – героиня мистических романов Набокова и Пруста… Испытывал ли я счастье, обретая что-то новое? Доказывал ли я самому себе, что жизнь имеет смысл, и мои сокровенные знания кому нибудь пригодятся? Сомневаюсь. Я боялся, что однажды мы перестанем понимать друг друга.

Но почему я продолжал любить Адель, упираясь желаниями в стену безразличия, с её стороны, рождая в душе агрессию, требуя что-то взамен простым словам и нередко опуская руки перед её очередными обескураживающими принципами? Что ей во мне? Почему не отпускает?..

Ей нравился сильный ветер в лицо, когда становится трудно дышать и захватывает дух. Она боялась собак и пауков. Ревностно требовала признаний в любви и не отвечала на телефонные звонки. Я думаю, она страшилась одиночества, и склонен подозревать её в воздушной форме лёгкого сумасшествия. Странно, она жива, а я говорю о ней и в прошедшем, и в настоящем времени одновременно…

Сентябрь закончился, октябрь тусклыми красками залепил небо, мир стал ещё печальнее, и казалось – и ничего то в твоей жизни не меняется. Вроде бы всё хорошо: планы реальны, ближайшее будущее не окантовано траурной лентой недавних смертей родственников, море маячит на горизонте. А что в реальности сбудется? Что произойдёт?

В сентябре мы ездили с Адель в моё детство, в дом, где до сих пор остался запах счастливого прошлого. Приехали ночью, но я знал секретное место, где лежал ключ, оказавшийся совсем бесполезным – двери и окна заколотили десятисантиметровыми гвоздями, и дверь пришлось взламывать. Вошли по скрипучему крыльцу в дом, и первой встретила нас моя веранда с белыми окнами, прохладная и светлая, я спал в ней летом.