Бесконечность в законченной форме - [7]

Однажды, выдержав паузу в целую неделю, она проснулась в моей постели. Голая прошла к окну, постояла минуты две, что-то разглядывая на горизонте, и не оборачиваясь, сказала:

– Мне жарко, у тебя невыносимо душно, и раздражает, что за окном нет снега. Ты можешь, что нибудь с этим сделать?

Я усмехнулся и покачал головой, припоминая подобные сцены и диалоги у Набокова. Затем сказал, что мне нравится её потусторонняя отрешённость, когда хочется казаться загадочной. Она не оценила шутки. Тогда я добавил:

– Если жарко, выйди на балкон. Сейчас не декабрь.

Она развернулась и замерла как статуя.

– Зануда.

Пауза.

– Давай выпьем, – она же.

Почти не удивившись, я соскочил с кровати, прошёл на кухню, где в холодильнике стояла бутылка виски «White Horse», прихватил два бокала и вернулся в комнату.

Она продолжала стоять у окна, следя за мной и не двигаясь, словно лошадь , в надежде, что наездник бросит перед ней охапку сена. Я остановился и вопросительно посмотрел на неё. Наверное, наши обнажённые фигуры выглядели гротекстно в полумраке комнаты.

– Долго собираешься стоять? – нарушил я молчание, первым опускаясь на кровать.

Она кивнула головой и с разбега прыгнула на место рядом со мной. Бутылка опрокинулась и чуть не скатилась на пол. Оля засмеялась.

– Разливай!

– А ничего, что раннее утро? – и поймал себя на мысли, что… действительно, зануда.

– Торопись, – она похлопала рукой возле себя по одеялу, – иначе пропустишь всё самое интересное.

Что-то, пробурчав про себя, я укрылся подушкой, поставил между нами бокалы и разлил коричневую жидкость.

Она пила медленно и с удовольствием. Я сделал только один глоток.

– Любовь – это свобода, – мечтательно произнесла Оля, – и не важно, какое время года за окном, сколько тебе лет, сколько осталось… Смерть подождёт, а мы – наивные и смешные, снова подумаем, что будем жить вечно…

Она набросилась на меня без предупреждения, опрокидывая бутылку виски и оба стакана. Иногда её неистовость меня настораживала.

Исчезла Оля в декабре того же 2006 года. Мы встретились последний раз на Пушкинской площади, сходили на комедию «Отпуск по обмену» с Камерон Диас, и, прощаясь возле метро, я пожелал ей удачно встретить Новый год. Наши отношения к этому времени свелись на «нет», когда ясно, что ничего не получится; она предпринимала слабые попытки вернуть меня, я знал о нескольких её изменах…Наверное, я всё ещё любил смешную девчонку, иначе как объяснить неприятное чувство потери сдавившее сердце, хотя пытался улыбаться и даже шутить.

Я торопил расставание, бестактно посматривая на часы, Оля Беспалова рассеянно отвечала на мои вопросы, и когда поняла, что чуда не случится, спросила:

– Когда зима закончится, ты позвонишь?

Я пожал плечами и ничего не ответил. Иногда проще – промолчать, и проводить взглядом ускользающую в толпе любовь. Сколько ещё таких мгновений придётся пережить.

На целый месяц (на самом деле на три), я забыл о её существовании, уехав на новогодние праздники из столицы. Когда вернулся, в Москве её уже не было.

Разыскать Олю оказалось делом не простым, хотя зачем стоило её искать для меня так и осталось загадкой. Выручила сама Оля. Она написала на электронный адрес, что уехала в Кострому, что отец должен 100 тысяч долларов, и они вроде как сбежали. Из письма я узнал, что она скучает, помнит «всё, всё, всё» и знает , что я её не забуду.

Я не ответил, предоставив Городу самому разбираться со своими должниками. Она писала ещё три раза, но я молчал, наблюдая за её надеждами и подвергая свою память новому испытанию, на два с половиной года.

А в мае 2008 я поехал в город на Волге, не зная ни домашнего адреса, ни телефона, ни новой фамилии Оли Беспаловой, ни цели своего путешествия. Тогда для чего же я поехал? Загадка…

3.

Чтобы добраться до работы нужно потратить не меньше часа на метро или полтора часа на автобусе. Поэтому в офис я езжу в зависимости от настроения. Предпочитая автобус.

У меня маленький кабинет, аккуратный столик у окна, компьютер и кожаное кресло. Когда я сажусь в кресло и включаю компьютер, первое, что делаю: проверяю три почтовых ящика, один из которых рабочий, а два других принадлежат мне с незапамятных времён. Удаляю рекламные предложения, характер которых сводится к тому, чтобы сделать меня сказочно богатым, прохожу по ссылкам на сайты знакомств, если кто-нибудь написал, а письма личного характера, требующие ответов, оставляю до обеда.

Иногда приходит Катька Пичугина – менеджер по персоналу и по совместительству «девушка финансового директора» – из комнаты напротив, приносит чай или кофе, которые мы пьём с моими шоколадными конфетами. Она рассказывает новости из Интернета, как провела, или собирается провести выходные, и что слышно этажом выше, где располагаются кабинеты руководителей Компании. Я мало, что понимаю из её слов. Я «вещь в себе», и отгорожен от окружающих своими мыслями и ощущениями. И почти счастлив, что до настоящего времени никто не смог раскусить меня и моё сумасшествие.

Мы с Пичугиной и десятком полтора сотрудников трудимся на некоего западного инвестора, вложившего немалые суммы в экономику Города. Суть нашей работы и моей в частности: составления графиков Рейтинга этой западной компании относительно брендов «Кока-Колы» и «Мицубиси-моторс». Раз в неделю я отправляю на корпоративную почту странные цифры процентов, основанные на социологических опросах многочисленных интернет-форумов, новостях по каналу РБК, или собственные предположения, прекрасно понимая, что мои исследования не имеют никакого значения для роста прибыли и популярности Компании. За это платят приличные деньги, вот собственно и всё.