Бесконечность в законченной форме - [3]

, что эта улица поглотала. Помнит ли кто об этом? Помнит ли кто Соболевского С. А., что приютил у себя Пушкина в доме номер 12 по Собачьей площади в 1826 году? Вряд ли, мне так кажется. Значит, трепетнее я бы советовал относиться к городу, в котором живёшь, и не важно с прописной или заглавной буквы пишется это слово…

Её подруги меня боялись. Или не любили, чувствуя скрытую опасность в уголках рта, когда я улыбался. Инка же, пренебрегая опасностью, ценила во мне мягкость и уют, что я дарил ей. Она не знала ни об одном кошмаре из моего прошлого, да и зачем ей было знать? Я не собирался причинять ей боль. Наши отношения строились на любви и доверии, как не банально это звучит. Мы не усложняли меркантильными тайнами мирное существование. В электронных письмах мы называли друг друга особенными. Что ещё сказать о ней? Какие поразительные факты открыть читающему эти строки? Она не любила копаться в себе и никого не доставала пошлыми вопросами о смысле жизни, сводила до минимума бытовые проблемы, предпочитая питаться в кафе, чтобы не мыть за собой посуду. Квартиру оплачивал папа, и у него одного она клянчила деньги. Хорошо играла в боулинг и биллиард, любимое число 14. А однажды, на одной из вечеринок, после третьего бокала мартини, я подслушал, что она питает слабость к пухленьким девушкам. Правда, осталось невыясненным, каким образом, но… у кого из нас нет подобных секретов?..

С Инкой мы познакомились в киноцентре «Октябрь» на Новом Арбате. Каждую пятницу и субботу я приезжал на очередной фильм, определяя пограничное состояние своего одиночества в толпе; после картины долго сидел в уютных креслах киноцентра и разглядывал людей, иногда до самого закрытия, в три часа ночи. Наверное, я выбирал кого-то: жертву ли, сокровище, даже не знаю, как выразить это словами, принципиальной цели не ставил. Именно тогда, Город обратил на меня своё внимание, не без удивления приоткрыв глаза. И я улыбнулся ему. И пропал.

Когда она подошла, сердце моё замерло. Ну, конечно же, я видел её раньше. И в прошлый раз видел, но не одну. Я сказал, что место рядом не занято, она кивнула головой, села и кому-то позвонила. Потом мы смотрели кино, вместе вышли на улицу, шли по сверкающему городу и разговаривали о всякой ерунде. Поздний вечер привёл нас к «Городскому кафе 317», её любимому месту в городе, где мы пили кофе, смотрели футбольный матч по телевизору, подвешенному к самому потолку, а через час расстались.

В тот вечер, да нет, ночь почти, я ехал в метро и пробовал понять, что же произошло? Смогу ли я расплатиться с Городом за преподнесённый подарок, или цена окажется слишком высока? Что грозит мне – счастье или безумие? Чего бояться? Как определить характер пьесы – до последнего акта?..

Потом были встречи – и не одна, и не две, и чудесная ночь с опрокинутой на пол бутылкой красного вина. А на следующий день страх и сознание собственной глупости, и в её глазах тоже, словно она испугалась, что я сочту её легкомысленной, и на этом всё закончится. Мы чувствовали себя счастливыми, без сомнения счастливыми, и не знали, как долго это может продолжаться и как закончится?

Сентябрь канул в Вечность, но сохранилось тепло летнего очарования. В выходные на Инкиной машине мы поехали в маленький город Ольгино-на-Сейме, что затерялся в четырёхстах километрах от Москвы, где я провёл несколько лет своего детства с десяти до тринадцати лет на попечении деда Ивана. Город существовал с 14 века, о чём я узнал только недавно из Интернета, но и в настоящее время его архитектурные сооружения недалеко ушли от того славного времени, представляя собой беспорядочное нагромождение маленьких частных домиков и заросших бурьяном огородов. Не то что найти кого-то – затеряться не составляло большого труда, так как улицы хаотично перекрещивались между собой или внезапно заканчивались тупиками с наваленными возле заборов кучами мусора, и одна половина дома могла находиться на Заречной, вторая на Центральной улице. Бедные почтальоны.

В этом городе среди населения численностью десять тысяч человек жил когда-то дед, отец моего отца, перебравшийся сюда после войны из загадочной деревни Выпово Владимирской области. Деда звали Иван Данилович, он уже умер. После него остались дом и сад. К ним и выехал я с пятницы на субботу, навестить родные места – скорее всего, последний раз, как это обычно и бывает.

Мы приехали поздним вечером – первая ошибка, испортившая настроение. Другое небо, забытые запахи. Караваева недовольно твердила, что устала и никогда далеко не уезжала из Москвы, маленькая обманщица. Но я не обращал внимания на жалобы, и сказал, что люблю её, попросив мысленно, заткнуться. Необыкновенная тишина поразила нас. Чувствовался настороженный взгляд чужого города, я уже различал это. Он, город, ещё не решил, как отнестись к нам. Что сулил наш приезд? Кто мы такие? Поэтому, я старался не делать резких движений, помог Инке, вылезти из машины и как можно дружелюбнее, улыбнулся. Надеюсь, Ольгино-на-Сейме узнал своего прежнего обитателя, бегущего по тропинке к маленькому озеру возле железнодорожного полотна, которое так и не решился переплыть, испугавшись воды и разочаровав отца.