Беседы о литературе: Восток - [151]

Повторяю, что это впервые в истории русской литературы – антивоенная проза, впервые в истории русской духовности – голос, по-настоящему возвышенный против войны.

Есть у Гаршина известная повесть, которая называется «Надежда Николаевна». Один из ее героев, Семен Иванович [Гельфрейх], рассказывает о картине, на которой собирается изобразить Илью Муромца. Илья читает Евангелие.

«Сидит и читает. И раскрыл он место о Нагорной проповеди, и читает он о том, что, получивши удар, надо подставить себя под другой. И читает он это место и не понимает. Всю жизнь трудился Илья не покладая рук; печенегов, и татар, и разбойников извел великое множество; разных Тугаринов Змеевичей, и Идолищ Поганых, и полениц, и жидовинов побеждал; век прожил в подвигах и на заставах, не пропуская злого в крещеную Русь; и верил он во Христа, и молился ему, и думал, что исполняет Христовы заповеди. Не знал он, что написано в книге. И теперь он сидит и думает: “Если ударят в правую щеку, подставить левую? Как же это так, Господи? Хорошо, если ударят меня, а если женщину обидят, или ребенка тронут, или наедет поганый да начнет грабить и убивать твоих, Господи, слуг? Не трогать? Оставить, чтобы грабил и убивал? Нет, Господи, не могу я послушаться тебя! Сяду я на коня, возьму копье в руки и поеду биться во имя твое, ибо не понимаю я твоей мудрости, а дал ты мне в душу голос, и я слушаю его, а не тебя!..” И рука его дрожит, и дрожит в ней желтый лист книги с красными и черными литерами. Свеча горит тусклым пламенем; над нею тонкая черная струйка копоти вьется и уходит в темноту. И освещены этим светом только Илья да книга, только их двое…»

Герой рассказа, художник Гельфрейх, пытается поставить этой картиной вопрос. Нас с вами, читателей повести, ставит перед этой проблемой Всеволод Гаршин.

А главный герой той же повести работает в это же время над другой картиной. На этой картине изображена Шарлотта Корде, убийца Марата. И Гельфрейх говорит художнику: «Разве ты не делаешь того же самого? Разве твоя картина не тот же вопрос? Разве ты знаешь, хорошо ли поступила эта женщина? Ты заставишь думать людей, вот и всё. И кроме эстетического чувства, которое возбуждает всякая картина и которое одно, само по себе стоит не очень-то много, не в этом ли смысл того, над чем мы трудимся?»

Петр Алексеевич Кропоткин, прочитав «Надежду Николаевну», сказал, что Шарлотта Корде – это иероглиф, это символ; на самом деле в повести имеется в виду другая героиня, одна из русских «бомбисток». С точки зрения демократической интеллигенции того времени, те женщины, которые бросали бомбы в генералов, в чиновников, в министров, а затем и в самого царя, боролись за освобождение народа. И действительно, их бомба была своего рода ответным ударом на тот удар в щеку, который наносила тогдашняя власть народу. Это был не первый, это был ответный удар – бомбы, которые взрывались под ногами генералов, царских чиновников, под ногами самого царя и его министра. Но к чему этот удар вел? Вот и говорит Гельфрейх: «И кроме эстетического чувства, которое возбуждает всякая картина и которое одно само по себе стоит не очень много, не в этом ли смысл того, над чем мы трудимся?» Заставить людей думать. «Разве ты знаешь, хорошо ли поступила та женщина?» С точки зрения тогдашней интеллигенции, хорошо. Но на самом деле об этом надо задуматься. Мы не можем сегодня дать ответ на вопрос, но ты, говорит он своему другу, заставишь людей думать, вот и всё.

Заставить думать… Тот вопрос, ответ на который ищет Илья Муромец в одной из изображенных на страницах книги Гаршина картин, до сих пор не найден. Но надо думать, надо искать ответ, надо молиться, надо трудиться и надо просить, чтобы Сам Иисус дал нам, наконец, понять, как ответить на этот вопрос. Ясно только одно: злом отвечать на зло нельзя. Лицо войны, изображение войны… Тот, кто нарисовал эту картину, тот, кто показал нам на одной из первых страниц своего будущего собрания сочинений лицо войны – череп в мундире, тот знает, как страшно, когда мы отвечаем злом на зло. Апостол Павел говорит о том же самом: «Не отвечай злом на зло, но побеждай зло добром»[141]. Вот к этой победе добра над злом ведет нас Всеволод Гаршин в своем творчестве.

Трудные тексты, пронзительные тексты, написанные страдающим и больным человеком. Чехов напишет потом о Гаршине: «Есть таланты писательские, сценические, художнические. У него особый талант – человеческий. Он обладал тонким, великолепным чутьем к боли вообще». Именно в художественной форме, именно как писатель и художник ставит нас Гаршин лицом к лицу с этим вопросом: «А как же быть? Как не воздавать злом на зло?» Не отвечать на зло нельзя, об этом прямо говорит Илья; а когда мы отвечаем на зло, то получается то, что описано в рассказе «Четыре дня». Как быть, ни один философ и ни один богослов не дадут ответа. Но художественное творчество может заставить человека задуматься. К этому и зовет в рассказе Гаршина один художник другого, этим и занят Гаршин всю свою жизнь. Всем своим творчеством он пытается заставить нас, его читателей, задуматься; он, оставивший нам такой удивительный, до боли грустный рассказ «Ночь» – грустный и прекрасный…