Беседы о литературе: Восток - [150]

– Но колокол – зачем он?

Он взглянул на часы.

– Это к заутрене, должно быть. Пойдут люди в церковь; многим из них станет легче. Так говорят, по крайней мере. Впрочем, помню, и мне легче становилось. Мальчиком был тогда».

Алексей Петрович, так зовут героя рассказа «Ночь», вспоминает отца, вспоминает детство, вспоминает цветы, зверей, птиц, человеческие лица, узоры на старом ковре над отцовской постелью, вспоминает звезды, вертеп, ясли Иисуса.

«– Помню, что эти ясли были для меня совершенно новым словом, хотя я знал и раньше ясли в конюшне и на скотном дворе. Эти ясли казались какими-то особенными. Новый Завет учили не так, как Ветхий, не по толстенькой книжке с картинками. Отец сам рассказывал Алеше о Иисусе Христе и часто прочитывал целые страницы из Евангелия.

– И кто ударит тебя в правую щеку, обрати ему и другую. Понимаешь, Алеша?

И отец начинал долгое объяснение, которого Алеша не слушал. Он вдруг перебивал своего учителя:

– Папа, помнишь, дядя Дмитрий Иваныч приезжал? Вот тогда точно так было: он ударил своего Фому в лицо, а Фома стоит; и дядя Дмитрий Иваныч его с другой стороны ударил; Фома всё стоит. Мне его жалко стало, и я заплакал.

– Да, тогда я заплакал, – проговорил Алексей Петрович, встав с кресла и начиная ходить взад и вперед по комнате, – я тогда заплакал.

Ему стало ужасно жалко этих слез шестилетнего мальчика, жалко того времени, когда он мог плакать оттого, что в его присутствии ударили беззащитного человека».

И вот с этого момента герой рассказа Гаршина начинает просыпаться – этот спящий человек, который уже приговорил себя к смерти, который уже приготовил револьвер.

«Он подошел к столу, выдвинул один из ящиков и начал рыться в нем. Маленькая темно-зеленая книжка, купленная им когда-то на всероссийской выставке за курьезную дешевизну, лежала в уголку. Он с радостью схватил ее. Листки в два узеньких столбца мелкой печати быстро забегали под его пальцами, знакомые слова и фразы воскресали в памяти. Он начал читать с первой страницы и читал все подряд, забыв даже и фразу, из-за которой достал книгу. А фраза эта была давно знакомая и давно забытая. Когда он дошел до нее, она поразила его огромностью содержания, выраженного в восьми словах:

“Если не обратитесь и не будете как дети…”

Ему показалось, что он понял всё.

– Знаю ли я, что значат эти слова? Обратиться и сделаться как дитя!.. Это значит не ставить во всём на первое место себя. Вырвать из сердца этого скверного божка, уродца с огромным брюхом, это отвратительное Я, которое, как глист, сосет душу и требует себе всё новой пищи. Да откуда же я ее возьму? Ты уже всё съел. Все силы, всё время были посвящены на служение тебе. То я кормил тебя, то поклонялся тебе; хоть ненавидел тебя, а все-таки поклонялся, принося тебе в жертву всё хорошее, что мне было дано. И вот докланялся, докланялся, докланялся!..

Он повторял это слово, продолжая ходить по комнате, но уже бессильною походкою, качаясь, опустив голову на дрожавшую рыданьями грудь и не отирая мокрого от слез лица. Ноги отказывались служить ему; он сел, вжавшись в уголок дивана, облокотился на его ручку и, опустив горячую голову на руки, плакал, как дитя. И долго тянулся этот упадок сил, но в нем уже не было мученья. Смягчилась накипевшая, деланная злоба; слезы текли, облегчая, и не было стыдно слез. <…>

Тысячи колоколов торжественно зазвонили. Солнце ослепительно вспыхнуло, осветило весь мир и исчезло…»

Алексей Петрович умер. Но умер он от счастья. Умер, вернувшись ко Христу. Умер, найдя в ящике письменного стола маленькую темно-зеленую книжку, с радостью ее схватив и прочитав почти до конца.

В рассказе Гаршина «Ночь» мы присутствуем при пробуждении, при новом рождении совершенно разрушенного, разбитого, искалеченного человека, перед рождением очень трудным и очень печальным. Но, наверное, не будь оно таким трудным, не будь оно таким трагичным, мы бы сегодня с вами никогда уже не держали в руках эту маленькую зеленую книжку, которая называется Евангелием. Мы, наверное, уже не были бы христианами, мы бы уже забыли, что такое православие и кто такой Иисус, если бы не те мучения, не те болезни рождения, которые пережили люди во второй половине XIX века, которые пережил и герой Гаршина Алексей Петрович, и сам Всеволод Михайлович Гаршин, и многие его современники. Читая повести и рассказы Гаршина, мы присутствуем при возвращении России ко Христу, при возвращении России в Церковь.

Гаршин оставил нам описания ряда художественных выставок. Художники, его современники, очень ценили Всеволода Михайловича именно как художественного критика, приглашали его на вернисажи и просили написать о них. И в своей художественной прозе он тоже немного художник. Он постоянно обращается к живописи, он говорит о картинах, он рисует нам свои впечатления, как картину. Вспомните то изображение войны, которое я вам читал из рассказа «Четыре дня» – скелет в мундире с улыбающимся черепом. «Вот изображение войны», – говорит герой этого рассказа и после этого вспоминает о своей матери: «Мать моя, дорогая моя! Вырвешь ты свои седые косы, ударишься головою об стену, проклянешь тот день, когда родила меня, весь мир проклянешь, что выдумал на страдание людям войну!»