Белый свет - [125]

— Шакир! — радостно кричал он.

Как это ни странно, но в то время когда Шакира на гребне не было, кеклики так и лезли в его силки, благополучно минуя силки Саяка. Шакир, конечно, догадывался, что слепой друг отдает ему свои трофеи, но точных доказательств этого не было.

— Ну и везет тебе: в моих желе — два, а в твоем четыре кеклика.

— Врешь! — вспыхивал Шакир.

— Что ты кричишь, как маленький? Я тебе правду говорю, пойдем посмотришь…

Кеклики стаями бегут по гребню на север недели две-три. Этой весной, как только появились кеклики, погода установилась лучше некуда, а потом испортилась, пошли дожди.

Серые тучи плывут низко — так низко, что, кажется, ползут по горам. Мальчики, дрожа от холода, сидят в шалаше. Хорошо, что они покрыли его толстым слоем сена. Издали их шалаш — как одинокая копна. Правда, и в нем неуютно, сыро, но все же не то, что под струями холодного дождя. Уже немало кекликов добыли, можно бы и по домам, но охотничий азарт не дает им уйти.

— Эй, пустите погреться!

Это Жокен. Дрожит от холода. Проливной дождь допек его, аж губы посинели.

Втроем они еле уместились в шалаше.

— Я свое, желе натянул на новом месте, — сказал Жокен хвастливо. В его голосе была уверенность в том, что теперь-то он поймает много кекликов.

— Дело не только в месте, — усмехнулся Саяк.

— Тебе повезло в этом году, несчастный. Каждый день ловил по пять-шесть кекликов. А мы…

— Ну и что, — как бы между прочим сказал Саяк. — У меня каждый год так.

— Не ври! В прошлом году поймал не больше нас.

— Каждый год вы с Калысом распускали грязные руки, — сказал Саяк с укором, — а нынче у меня есть друг Шакир. Он честный.

— Хорошие «глаза» ты нашел, слепой! — сказал Жокен со смешком и повернулся к Шакиру: — Сколько он платит тебе за это?

— За что он должен платить? — удивился Шакир.

— За то, что ты — его глаза.

— Дурак ты, смутьян, — сказал Саяк грубо. — Пришел, чтобы нас поссорить! Вставай, иди отсюда!

— Чего ты горячишься? Шакир шуток не понимает, что ли? Шакир — человек умный, разберется, что в шутку, а что всерьез. Правильно, Шакир, друг?

Шакир решил показать себя самостоятельным человеком.

— Я и понял это как шутку.

Они помолчали. Потом Саяк потянул за руку Жокена:

— Уходи! Не мешай нам!

— Что ты торопишь! Где это видано, чтобы гостя гнать.

— Если есть дело — скажи, а нет — уходи.

— Есть дело…

— Какое?

— Да так, небольшое. Завтра в школу пойду. Уже три дня пропустил, — сказал Жокен. — Хочу нашей учительнице принести кеклика. А сегодня, как назло, в мои желе ни один не попался. Саяк, дай мне в долг одного. За этим и пришел.

— Не дам.

— Завтра же верну.

— Не надо, — отрезал Саяк и, повернувшись к Шакиру, объяснил, как бы оправдываясь: — Он кеклика у меня просит, чтобы в мои желе вселился черный дух.

Шакир знал поверье охотников: когда везет, то никому не должен уступать свое место, свою добычу.

— Если хочешь подарить кеклика нашей учительнице, — продолжал Саяк, — отнеси ей одного из тех, которые есть у тебя дома. Вчера же хвастался нам, что двадцать кекликов засолил.

Жокен запнулся и ничего не смог возразить.

— Ох и жадный ты, слепой!

— Ты жадный, толстощекий! Ненавидишь меня за то, что аллах посылает мне больше кекликов. Теперь вот решил накликать на меня беду. У меня нет а тобой дел. Хоть каждый день меняй место! Поймай хоть всех! Я не жадный.

В это время издали донеслось пение кекликов.

— Идут, — шепнул Саяк.

Они смотрели сквозь щели шалаша, затаив дыхание. Вот вся стая метнулась в желе Саяка и с шумом улетела.

Жокен пулей выскочил из шалаша. За ним бросился Шакир, держа ва руку Саяка. Когда они добежали до желе, Жокен уже вынул одного кеклика и доставал другого.

— Сколько там? Сколько? — спросил Саяк, тяжело дыша. Он вел себя необычно, нервничал.

Жокен посмотрел на Шакира и приложил палец к губам:

— Всего лишь один… один.

— А я слышал, что два. Посмотри-ка еще!

— Один… это он такой беспокойный, не понравилось ему в силке и шумел за двоих, видимо, петушок, — болтал Жокен, довольный своей шуткой. И снова подал знак Шакиру, дескать, молчи.

Шакир думал, что тот разыгрывает Саяка и сейчас отдаст ему кеклика, вспомнились недавно сказанные слова: «Шакир шуток не понимает, что ли?», ставящие его, Шакира, в ряд понимающих людей. Он и опомниться не успел, как Жокен, крикнув «Я пошел», побежал вниз по склону. Шакир так и остался стоять, разинув рот. А что делать? Сказать «Жокен унес», Саяк возмутится: «Почему о втором кеклике умолчал? Выходит, ты с ним заодно». И тогда он навсегда отвернется от него, Шакира. Он и так не очень-то доверяет людям…

* * *

Дожди прекратились, и с каждым днем солнце пригревало все жарче и жарче. Дружно зазеленели холмы. Наступила пора, когда у аткулаков[50] уже торчат уши. А стаи кекликов все пробегали по гребню на север. Казалось, им не будет конца. Но Саяк и Шакир уже не ходили на гребень: мать Саяка, Каныш, совсем обезумела. Однажды, когда он вернулся домой с кекликами, она вырвала у него из рук одного и стала бить им Саяка по голове. «Душегуб, убивец! — яростно кричала она. — Зачем ты лишил этих птиц жизни! Зрячие, они знают прелесть мира. Зачем я не задушила тебя в колыбели! Будь проклят, слепой!»