Балъюртовские летописцы - [25]

Вот и я в таком же положении, как эта женщина. Хочу делать дело, а надо думать о том, как воспримут наши недостатки соседние районы, о том, как отнесутся к критике „наверху“, и о том, какие выводы может сделать „незрелая читательская масса“, и о том, как на все это посмотрят „наши недруги“… Но газета ведь не кёрюк, ее не установишь на арбу!..

Утром пойду в райком, постараюсь объяснить Салавдину Алхановичу, что нельзя бояться всего и всех, в том числе самих себя…

Уже второй час ночи, надо спать. Сегодня после обеда разболелась голова, и все никак не проходит, хотя я и глотал какие-то таблетки. Теперь вот стало еще и тошнить, в правом боку колет, на лбу выступает холодный пот. Грелку, что ли, приложить к боку? Но где взять грелку? У меня нет, а тетка спит, будить ее неудобно — она то и дело жалуется на бессонницу, а теперь вон как храпит. Ничего, вытерплю…»

18

Из дневника Алимова

«Я в больнице. Аппендицит. Вчера сделали операцию. Писать неловко, тянет шов, но что делать? Здесь такая скука.

В моей палате еще восемь человек — все послеоперационные. Когда узнали, что я — редактор газеты, главврач дал указание перевести меня в изолятор, другими словами, в отдельную палату, но я наотрез отказался. И не жалею об этом, хотя там, конечно, было бы в сто раз удобнее.

Сегодня с утра у меня уже перебывала половина редакции. Первым пришел Галич — в белом халате он был какой-то для меня новый, суровый, отчужденный, я даже не сразу узнал его.

Потом пришла Муслимат Атаевна, принесла штук пять банок с компотом, и все разным.

— Это я сама делала, домашний, так что можешь пить спокойно. Открыть вот эту — айвовую?

— Спасибо, сейчас не хочу. Ну, как там у нас, в редакции?

— Ой, как узнали, что вы в больнице — такой поднялся переполох! Ужас прямо! — Муслимат Атаевна наклонялась к самому моему уху, зашептала: — Я, первым делом, в райком побежала — к Салавдину Алхановичу, говорю, надо добиться хороших условий для вас. Он сейчас же позвонил главврачу, я сама слышала… Все переживают, даже Варисов!

— Что-то на него не похоже, — удивился я.

— Нет, нет, он тоже переживает, привет вам передавал. Какая, говорит, странная штука — жизнь, только что бегал, суетился, дергался — и уже не дергается.

— Ничего, я еще буду дергаться!

— Конечно-конечно, будете, обязательно, — готовно поддакнула Муслимат Атаевна, не понявшая ни насмешки Варисова, ни моего ответа на нее.

В эту минуту кто-то постучал в больничное окно. Я повернул голову и увидел за двойными стеклами улыбающихся до ушей Игитова и Микаилова. Игитов поднял над головой сплетенные руки и потряс ими в воздухе, как делают большие руководители на демонстрациях, таким образом он приветствовал меня и одновременно давал знать, что он со мной, что я могу быть спокоен. Микаилов смотрел не на меня, а скорее на самое окно, будто рассматривал окопные рамы, прочно ли они сделаны. Вообще говоря, у Микаилова деловой подход ко всем явлениям жизни, ко всему живому и мертвому. Однажды, взглянув на единственное дерево во дворе нашей типографии, высокое, мощное, он сказал: „Красивое!“ — и тут же деловито добавил: „Какая балка пропадает…“

„Прошла еще одна ночь, и еще один день. Я уже поднимаюсь с постели, все говорят: чем раньше встанешь — тем лучше. Нечего залеживаться, я скучаю без работы. Завтра выйдет в свет очередной номер газеты и опять без меня. И все-таки я счастлив, счастлив оттого, что на дворе уже весна, скоро окончится март, значит, пройдут всевозможные беды, у нас, у кумыков, видно, недаром говорится: март прошел — беда прошла. Тяжелый месяц март. Вот и меня вдруг ни с того, ни с сего сшибло с ног.

Сегодня мне передали букет подснежников и коротенькую записку: „Пожалуйста, скорее поправляйтесь! Заира“. Я целый день держу эту записку в руке, как, будто она живая, и счастлив, как, может быть, никогда не был в жизни.

Еще два-три дня, и я попрошу выписать меня из больницы. Практически я здоров“.

19

На другой день утром, во время обхода, лечащий врач сказал Алимову:

— А ваша газета становится все острее, просто хочется читать. Вот и сегодня статья. И название, по-моему, удачное: „Мещанин с дипломом“.

Словно кипятком плеснули в лицо Алимову.

— Да, — сказал он, справляясь с волнением, — спасибо, мне приятны ваши слова. А нельзя ли посмотреть газету?

— Я принесу вам после обхода.

Как и догадался Казбек, это была статья о злополучном женихе Бекишевой. Статья была подписана фамилией Магомедов — пожалуй, самой распространенной в Дагестане. Кто же скрылся под псевдонимом?

Судя по стилю: „девушка-горянка стремится к новому высокому полету, а этот Ромео наших дней связывает своей возлюбленной руки, уводит от общественных дел. Хочет превратить ее в послушную рабыню, заперев нашу активистку в тесном домашнем мирке“, судя по стилю — статья принадлежит Варисову. А может быть… может быть, написал ее Микаилов, а Варисов прошелся по ней как следует, скорее всего, именно так и было дело, Варисов слишком хитер, чтобы самому ввязываться в такое. Если есть возможность кого-то подставить, он всегда подставит… Ну, что ж, молодцы, угодили Салавдину Алхановичу!