1
— Казбек, — заглянула в комнату испуганная секретарша, — Казбек, Сергачев звонил. Сказал, чтобы в три часа ты был у него. Сказал — третий этаж, кабинет пятьдесят девять.
Все, кто находился в тесно заставленной письменными столами комнате, а было там человек семь, многозначительно переглянулись. Сам Сергачев вызывает — это не халам-балам! Сергачев — большой хаким, курирует всю республиканскую печать, радио, телевидение. Его они хорошо знают, хотя многие не видели никогда в жизни. Да это и понятно, с точки зрения рядового редактора Сергачев — Эльбрус. Шутка сказать! Он и по улицам не ходит просто так, без дела, а по делу его возят в машине.
Казбек сбегал домой, надел новый костюм, белую рубашку, галстук.
Наверно, на улице было жарко, наверно, дымился от зноя асфальт, может быть, встречались по дороге какие-то знакомые — Казбек ничего не видел и не слышал. Без четверти три он уже стоял у входа в обком партии, а еще через пять минут, с разрешения дородного усатого постового, оказавшегося его земляком, поднимался по широкой прохладной лестнице, устланной красной ковровой дорожкой.
Казбек тоже никогда не видел Сергачева, хотя и неоднократно ссылался на него в разговорах, а однажды в своей статье, напечатанной в республиканском журнале, даже позволил себе заметить: «как справедливо указывал В. И. Сергачев…» Речь шла о книге местного издательства, которую Сергачев похвалил в газете, а Казбек, в свою очередь, разделил его высокое мнение на страницах журнала. Книга была неплохая, и никто на нее не покушался. Но Казбек отстаивал ее с таким задором прирожденного полемиста, что многим его коллегам статья показалась настолько смелой, что они поздравляли его и говорили с искренним восхищением: «Ну, ты молодец! Дал жизни!»
В холле третьего этажа стояло высокое трюмо в резной раме с причудливыми завитушками, видно, оставшееся в этом здании еще с тех незапамятных пор, когда здесь было дворянское собрание и господа офицеры бряцали шпорами и красовались друг перед другом черкесками дорогого сукна, серебряными газырями, кинжалами дамасской стали в драгоценных ножнах и прочей чепухой, которая раньше была в краеведческом музее, а теперь и там ее не осталось. Казбек остановился перед зеркалом — огромное, куда такое девать, в любой квартире оно выглядело бы глупо, поэтому, наверно, и стоит здесь десятки лет как вкопанное. «Сергачев, когда идет на работу и с работы, наверное, тоже в него смотрится», — подумал Казбек, разглядывая на огромном зеркальном поле собственное лицо, показавшееся ему вдруг маленьким и невыразительным.
Подойдя к двери с указанным номером, Казбек, затаив дыхание, поправил галстук, приосанился и, наконец, постучался.
— Казбек Алимов? Входи, входи, — раздался за его спиной голос, в ту же секунду из-за его плеча протянулась длинная, густо поросшая волосами рука, толкнула дверь, и Казбек оказался в кабинете. Подталкивая его, следом вошел высокий черноволосый мужчина в светлой рубашке с короткими рукавами, в белых полотнятых брюках, в плетеных босоножках — конечно, всего этого Казбек сразу не увидел, а разглядел постепенно, в ходе беседы, пока же он только отметил, что Сергачев очень высокий, черноволосый и длиннорукий.
— Садись, — сказал Сергачев Казбеку как старому знакомому и не прошел к себе за стол, а сел в кресло, точно такое же, в какое усадил Казбека. — Куришь?
Казбек отрицательно мотнул головой.
— Молодец. Водку пьешь?
Казбек отрицательно мотнул головой, совсем потерявшись от такого вопроса.
— Ну, хоть немножко пьешь? — с надеждой спросил Сергачев.
— Пью, — выдавил Казбек, лихорадочно подумав: «Значит, ему кто-то уже донес, что я иногда выпиваю с друзьями». И добавил: — На свадьбах.
— А-а, — сказал Сергачев, — на свадьбе, конечно, как не выпить, я бы сам с удовольствием, да врачи не велят. В море купаешься?
— Редко.
— Надо чаще, — сказал Сергачев, — главное — здоровье. Я каждое утро перед работой — на пляж, великое дело. Как жена поживает?
— Хорошо, спасибо.
— Дети есть?
— Сын.
— Хорошо. Все хорошо вовремя. Тебе двадцать пять?
Казбек кивнул.
— Знаю, — сказал Сергачев, — я давно за тобой слежу по печати.
Казбек горделиво вспыхнул. «К чему же все-таки клонит Сергачев? Разговаривает так, будто он не начальник, а сосед по двору. Странно».
— Да-а, — задумчиво протянул Сергачев. — А я вот курю. — Он достал из-под вороха бумаг на столе пачку «Беломора», коробок спичек, закурил. — Знаю, что нельзя, а бросить не могу, фронтовая привычка.
Наступила неловкая пауза. Вернее, неловкой она была только для Казбека, а для Сергачева вполне естественной, он задумался о чем-то своем, помедлил, может быть, даже нарочно, испытывая или оценивая Казбека.
— Ты из Балъюрта, — сказал Сергачев, — я и в районе навел о тебе справки. В общем, у них хорошее мнение, говорят, в юности ты был в их районной газете активным селькором.
— Был.
— Ну вот, а теперь, — Сергачев взглянул Казбеку прямо в глаза, твердо, решительно, видно было по всему, что воли этому человеку не занимать, — а теперь будешь главным редактором, Годится? Подумай. А впрочем, чего думать. Согласен?
Казбек кивнул. Он даже и не понял, как это произошло. Кивнул, даже не сообразив толком, какие перемены сулит в его судьбе это решение.
