Бабушкины стёкла - [30]

Домой папа шел, шатаясь, точно пьяный. Он смотрел на солнце, на людей, на деревья, нюхал весенний воздух и видел перед собой летящего в потолок вялого, а в носу стоял запах тухлых яиц. Папа боднул воздух головой, отгоняя наваждение. Остановился и закурил. «Ну и денек! Благовещение!» Он поправил на себе галстук, и сразу вспомнилась боль на шее там, дома у зеркала, когда отец Василий крикнул: «Сгинь, проклятый!» Папа сел на грязную скамейку, откинулся на ее спинку и прикрыл глаза. «Посижу полчасика», — решил он.

А в доме у него творилось следующее: хлынул поток жаждущих постоять у зеркала, на беса своего посмотреть. Во-первых, та бабуся, постоянно крестящаяся (а точнее, рукой вертящая), возвестила всем, кого нашла, про «бесову квартиру» и обозвала населяющих ее охальниками, что только усилило интерес. Во-вторых, Васина ватага разнесла новость по всем дворам среди ребят, а ребята — родителям, а те — знакомым.

Первыми начали паломничество бабуськи и дети. Охание, гвалт, всхлипывания и веселье царили около зеркала в бабушкиной комнате. Едва до драки не дошло меж двух бабусь, из коих одна походила на бабу-ягу, а другая на змея-горыныча.

— Слава Тебе, Господи, она страшней, — сказала та, что была как змей-горыныч. Бабе-яге же это не понравилось, особенно упоминание всуе Бога, и она пихнула змея-горыныча весьма сильно. Хорошо, мама вовремя подошла, выдворила обеих. Приходили нетрезвые мужики от пивного ларька, дикими глазами таращились на свои свиные зеленые головы с рогами и шерстью, одни при этом хохотали, другие трезвели, но из этих никто не ужасался. Была пожилая учительница, еще маму в школе истории учившая. Она пришла важная, с орденом и снисходительно сказала:

— Сейчас разберемся.

Когда же она встала к зеркалу, мама впервые за день рассмеялась. И хоть нехорошо над чужим бесом смеяться, когда твой недалече, не могла она удержаться. Башка в зеркале резко расширялась вверху — точно горшок огромный перевернутый торчал на шее учительницы. Да еще то удлинялся, то укорачивался. Косые нестрашные глазищи размером с тарелку хлопали веками- веерами, носище морщился и крутил дырами-ноздрями, маленький же ротик кривлялся и чмокал. Учительница не испугалась, а, ошарашенно раскрыв рот и глаза, очень удивлялась и вскоре спросила:

— Это что же такое, Маша?

— Это вы, тетя, — высунулась Катя из- за мамы.

— Как — я?! — возмутилась учительница.

— Да уж вы, и никто другой. — Мама пожала плечами и встала рядом. Учительница вскрикнула:

— Ай да красавица!

Катя не стерпела и встала рядом с мамой.

— Это Тело Христово оберегает нас от беса, — сказала она.

— Что? — спросила учительница. Так спросила, будто Катя у доски сказала глупость и сейчас она ей «двойку» поставит.

И вдруг над этими тремя головами возникла четвертая. Ахнули все четыре головы, а три — мамина, Катина и учительницы — обернулись назад: сзади стоял Васин дедушка и недоуменно вглядывался в свое страшенное отражение. Васин дедушка занимал какой-то очень высокий пост. Родители Васи ему пожаловались, и он явился сам — удостовериться. Насмотревшись, он сказал маме:

— А зеркало-то вам надо сдать куда следует.

— Это куда это «куда следует»? — отозвалась Катя и добавила: — А как вы к нам вошли?

— Дверь незаперта, — важно ответил Васин дедушка, — а сдать туда, где с этим разберутся, откуда такая штучка, — он ткнул рукой в зеркало.

— Совершенно с вами согласна, — засуетилась учительница. От ее важности и следа не осталось. — Это ж прямо поповщина, идеологическая диверсия получается.

— А ну-ка, уходите оба! — скомандовала мама.

— Не ожидала от тебя, Маша, — причитала учительница, уходя. Она возмущалась не грубым «уходите», а существованием зеркала. И как это оно смело существовать и людям чертом тыкать?!

— Мы-то уйдем, другие придут, — загадочно сказал Васин дедушка.

— Пусть приходят, — ответила ему Катя, — наше зеркало всем правду скажет.

— Вот-вот, мы еще посмотрим, что это за правда, — говорил дедушка Васин, почти подталкиваемый мамой к двери.

— А правда везде одна — Божья правда.

Старая учительница всем телом обернулась к Кате, а Васин дедушка недобро смерил Катю и маму глазами и усмехнулся.

— Какая правда?! — шипящим полушепотом спросила учительница.

— Божья, — ответила Катя. Она даже испугалась немного.

— Нет такой правды, — назидательно отчеканила учительница.

— Как же нет? — удивилась Катя.— Вы ж ее только что в зеркале видели.

— Разберемся, разберемся — и с зеркалом, и с вами, — сказал Васин дедушка и вышел, увлекая за собой старую учительницу.

— Почему они так, мама, а?

Мама вздохнула и вдруг улыбнулась:

— Бог шельму метит.

— Так бабушка говорила. А ты вчера тоже шельмой была?

— Да, — мама рассмеялась и долго не могла успокоиться.

В это время вернулся папа.

— Смеетесь? — спросил он просто так.

— Ну? — в один голос воскликнули мама и Катя. — Что?

— Слушайте, девоньки, у меня к вам просьба, давайте без вопросов, а? Дайте прийти в себя.

— Папа, а у тебя волосы белые, — заметила Катя.

— Ой, — выдохнула мама, — поседел. Целый клок седой. Катерина, давай кормить отца.

Но снова звонок — милиционер пришел.

— Что случилось? Вы к нам? — испуганно спросила мама.