Азов. За други своя - [100]

Рассветало. Солнце, обещающее доброе осеннее тепло, поразвесило бордовых отблесков в небе за Султанской стеной, такой же разрушенной, как и остальные. Азовцы, оживлённо переговариваясь, выглядывали приближающуюся группу вооружённых казаков. Человек триста! Во главе шествовал Тимофей Лебяжья Шея. Весело оскалившись, он махал рукой, что-то рассказывая шагающему позади смутно знакомому казаку.

— Подмога никак?! — заломал шапку Борзята.

— Эхма, рисковые. — Пахом почесал заживающий рубец на щеке.

Толпа приблизилась. Все казаки, кроме Тимофея, мокрые, вода капала с одежды, прибивая пыль. Кто-то не удержался, скинул шапку, и из неё, выкрученной, наземь потёк ручеёк.

— Ну вот, пополнение принимай. — Лебяжья Шея молодцевато подпёрся. — Каки гарны хлопцы! Под Доном с камышинами приплыли.

Валуй признал атамана ватаги:

— Василий Корыто, ты, что ли?

Василий, невысокий живчик, с узкими плечами и прямым холодным взглядом усмехнулся:

— Я, а то кто же?

Лукин раскинул руки для объятий. Корыто смущённо шагнул вперёд:

— Я мокрый…

— Да ничё, турок махом просушит…

Отстранившись, Василий одёрнул зипун, обернулся:

— Вот Лукин, принимай хлопцев. Горят желанием турка до смерти побить.

— То ох как добре.

К атаману выбрались два крепких казака в распахнутых на груди зипунах, оба с густыми бородами, заросшие чуть ли не по глаза. Остановились, склонив головы:

— Здорово дневал, Валуй, аль не узнаешь?

Лукин пригляделся:

— Неужто Герасим, Панков? Жив-таки?

— Он самый. — Панков разулыбался, крепкие руки захлопали атамана по спине.

Освободившись, Валуй окинул взглядом второго, скромно перетаптывающегося мужика:

— А это кто, не признаю чего-то…

Казак смущённо потупился:

— Панфил я, Забияка. Не признал?

— Ух ты, и ты цел! Ну, здоров дневал. — И Панфил отведал крепких атаманских объятий.

— А сын с тобой ли?

— Само собой. — Из толпы выступил чуть смущённый парень. — Куда ж я батьку одного отпущу.

— Дай, я на тебя гляну. — Валуй повернул Сусара Панкова к свету. — Молодчик, парень.

Углядев знакомца, вперёд пробрался Борзята:

— Панфил, что ли? Забияка?

— Ага, — враз расплылся в улыбке Панфил. — Я.

Товарищи крепко обнялись. К ним подобрались Дароня с Космятой и тоже сжали мужика в объятиях. Следом заобнимались и с остальными.

— Ну, вы, мужики, даёте. Под водой, да с камышинами?

— А не мужики уже. — Забияка оглянулся на Панкова. — Бери выше — казаки. Круг решил принять.

— Да неужто? — обрадовался Валуй. — Наши теперь, ну дай, я вас ещё раз обниму.

— Обнимай, коль хочется…

Казаки ещё галдели возбужденно, встречая знакомцев, обнимались и целовались, когда со стены прокричал наблюдатель:

— Турки у пушек хлопочут, похоже, стрелять удумали.

Валуй распределил народ по щелям, новых казаков вместе с Василием Корыто потащил с собой. И тут вдарило.

Едва успели заскочить последние, уже в пыльном облаке от разрыва: точно лупят капычеи, пристрелялись.

Вновь прибывших посадили в середине, у столба, сами разместились вокруг. На улице гремели взрывы, сыпалась за шкирки земля, но ничего не могло осадить любопытство донцов. Жёнки, у которых уцелели мужья, привалились к их крепким плечам. Холостые выбрались в первые ряды, к атаманам.

Новые казаки оглядывались. Стасик подсел поближе к Валую, и Лукин потрепал его по белесым вихрам. Герасим пробубнил в бороду:

— Ну у вас и народу — мешалкой не провернёшь.

— Где враг, там и казак. — Валуй, чувствуя спиной тепло тела Марфы, нетерпеливо дёрнул подбородком. — Ну, рассказывайте уже, чего там, в городках деется?

Василий Корыто покрутил ус, будто вспоминая:

— А чего там? Живём помаленьку. Татары приходили, тысяч сто, так мы с ними сладили.

— А не брешешь? — усомнился Валуй.

— Что приходили?

— Нет, что сто тысяч.

— Да как тебе сказать… Мобудь, малость и сбрехал, как без этого? Но точно, много их було.

— И как же вы с ними сладили?

Василий усмехнулся:

— Да как, обычно — саблей да хитростью казачьей.

— Ну-ка, расскажи. — Борзята передвинулся поближе.

— Да погоди ты со своими сраженьями. — Красава вытянула шею. — Как там наши детишки на острове?

Затихли станичники, нахмурились:

— Всё благополучно. Живут, говорят, не тужат. Рыбачат да воблу сушат. С ними там сотня казаков дежурит, в обиду, ежли что, не дадут, не беспокойтесь.

Жёнки замахали перстами, вдвое сложенными:

— Ну, слава Богу, — отлегло от сердца у Красавы.

И тут громыхнуло особенно сильно, на головы посыпались целые куски земли, казаки невольно пригнулись, отряхивая шапки.

В щель заглянул караульный:

— Янычары и прочие чёрные на приступ изготавливаются. Тыщи целые.

Казаки враз подхватились, у проёма возникла толчея, пришлось Валую прикрикнуть. Казаки осадили, к выходу выстроилась очередь.

Глава 34

Стояли последние дни сентября 1641 года. Не так давно отметили большой праздник — Рождество Пресвятой Богородицы. Ну как отметили? Поздравили друг друга да по местам разбрелись. Кто отдыхать, а кто на стену, дежурить. Турок в этот день передышку сделал. И себе, и казакам. Очень вовремя. Вторую седьмицу отбивались казаки от вяло накатывающих турецких войск. Паши разделили пехоту на отряды по пять тысяч. Одни штурмуют, другие отдыхают. Только у казаков ни сна, ни отдыха. Спасало защитников крепости лишь то, что турки уж не с такой охотой лезли на стены, как в первые недели. А уж с тем штурмом, когда на них лучшие семь тысяч отрядили, и вообще не сравнить. Это как вялая осенняя муха в сравнении с шустрой молодой, летней. Без желания, а то и того хуже, буквально из-под палки лезли турки на развалины. А какая тут война, когда только и думаешь как бы стрекача задать?