Антимагия. Все не то, чем кажется - [12]

Тут тенистые аллеи и ухоженные цветники, благоухающие розами. Фонтаны журчат на каменной площадке, окружающей беседку с куполообразной крышей. Я сижу на ступеньках мраморной лестницы, ведущей в беседку, и молча наблюдаю за Верховным Иерархом, который расхаживает с маленькой садовой лейкой вокруг клумбы. Лаврентий поднялся в ранний час ради белых лилий, о которых самолично заботится.

— От твоего кислого лица цветы вянут, — говорит мне Лаврентий, оглядываясь на беседку через плечо. — Лейтенант Минарди на тебя жалуется.

— Жалуется? — я возмущенно вскидываюсь.

— Да, — Лаврентий улыбается, довольный тем, что ему удалось вызвать у меня какие-либо эмоции, кроме уныния. — Ты отослал охрану и где-то слонялся всю ночь. Так не годится, Джино. В следующий раз тебе может не повезти с Просперо так, как в предыдущий. Ты должен беречь ключ.

— Ага, — упавшим голосом отвечаю я и черчу пальцем по прожилкам на мраморной ступеньке.

— Так что же не так с ключом? — Лаврентий поворачивается ко мне, в его взгляде пытливый вопрос.

Я пожимаю плечами.

— Похоже, все, — я рассказываю о своем разговоре с ушлым мастером ключей и замков и о возникшем у меня предположении.

— Три ключа? — повторяет Лаврентий в замешательстве, ставит лейку на траву и подходит ближе.

— Один был у Аврелия, — я прикасаюсь к куртке на груди, — второй, видимо, у Моро. Я послал своих людей обыскать дом, в котором Моро жил здесь в Ромии, но не удивлюсь, если его ключ в Деции, где он провел немало времени, когда работал при дворе Карло де Пальмарозы. Третий ключ мог быть у самого Карло. Забавно будет, если он тоже в тайнике его гробницы.

Лаврентий недобро усмехается. Его правильное лицо холодно, и против воли я вспоминаю слова Катерины о том, что Верховный Иерарх — потомок падших ангелов. В бледном зареве рассвета, одевающем его статную фигуру, касающемся белых одежд, он так похож на них, что мне становится неуютно.

— Значит, вопреки поговорке, все пути опять ведут в Децию, — желчно скривив уголок рта, говорит Иерарх. — Какой замечательный город! Он как бельмо на глазу. Все эти жадные торговцы, банкиры. Они считают себя просвещенными поклонниками искусств. Скопище вольнодумцев и греховодников, пригретых де Пальмароза. Сама Лавиния плетет козни против церкви, переманивает союзников Уники. Пригласила Бенвенуто Донни написать портрет малютки Беатриче, чтобы повыгоднее продать ее. И мы знаем, кому — Сантино дель Маре, а вернее сказать, его папаше, ведь у него родники Дуополя.

Он прерывается, закипая от возмущения, и отворачивается к своему цветнику с лилиями. Длинные пальцы Иерарха тянутся к ближайшему цветку. Белая чашечка с сияющими лепестками полна утренней влаги. Лаврентий поглаживает цветок указательным пальцем, унимая нахлынувшее раздражение.

— Нет уверенности в том, что брак молодой княжны с принцем Дуополя сладится, — замечаю я, невольно стараясь его успокоить.

Лаврентий порывисто оборачивается и ожигает меня гневным взглядом.

— Тогда эта прожженная интриганка женит сына на его сестре Стелле! — восклицает он и крепко сжимает цветок в кулаке. — У Лавинии богатые планы. Я бы нашел благовидный предлог, чтобы поставить ее на место с помощью военной силы, если на то будет воля богов, но наши союзники повели себя не лучшим образом. Герцог Бава предался Собирателям, как ты сообщил. Видно, его придется отлучить от церкви. Но где тогда искать вооруженной поддержки? Собственная армия Уники не столь велика для ведения боевых действий.

— Может, Баву и не придется предавать анафеме, — усмехаюсь я. — Герцог и сам, как Собиратели, помогает тому, кому выгодно помочь. Он-то как раз и захочет нам посодействовать в деле с Лавинией де Пальмароза и, возможно, даже без посулов и угроз. Как только узнает о том, что она задумала выдать Беатриче замуж. Вы же знаете, у этого чудовища с недавних пор появилось слабое местечко — он решил влюбиться в чистую юную девушку. Вы ведь сами собирались пообещать ему помощь в сватовстве.

— Спасибо, что напомнил, — Иерарх издает язвительный смешок; его пальцы, сжатые вокруг цветка лилии, разжимаются, и белые лепестки сыплются на траву. — Я не хотел всерьез думать об этом кошмарном браке, но если меня вынуждают, пусть пеняют на себя, — он опускает взгляд под ноги, где лежат печальные останки лилии, и вздыхает. — А ты, Тоска, добудь мне ключи, добудь художника, чтобы он подменил карту.

Он подходит к беседке, останавливается перед лестницей, смотрит на меня сверху и продолжает с улыбкой:

— Добудь мне Родник. Даже если придется ради этого разрушить Децию. Я дарю ее тебе, распоряжайся городом по своему усмотрению.

— По усмотрению богов, — уточняю я, чувствуя, что от этой улыбки между лопаток пробегает озноб.

Лаврентий склоняется и целует меня в лоб.

— Именно, дитя мое.

* * *

Ромийский полдень жарок и ослепителен. Тени, которые отбрасывают стены домов, еще чернее в солнечном свете, затопившем улицы. Смотровая площадка перед храмом Владыки Солнца вся залита жгучими лучами. Отец Деодато то и дело прикладывает сияющий белизной батистовый платок к взмокшему затылку.

— Обыск дома Филиппо Конте не принес результатов, — сообщает он подавленно.