Чай в походной кружке отдавал дымом костра, на котором согревалась для него вода. Но от него было тепло, а Нок был неприхотлив в еде и питье. Гном с удовольствием прихлебывал обжигающий травяной отвар, чего нельзя было сказать о Евглене, которому вынужденная остановка посреди Нехоженой земли не доставляла удовольствия. Молодой воин кутался в плащ и смотрел на спины Элиа и Ронфа. Те стояли поодаль от остальных. Элиа, держа на ладони стеклянный шар, разговаривал с царицей, а Ронф мешал ему, вставляя в разговор свои замечания.
— Вот поговорят, и поедем, — видя хмурое лицо Евглена и желая его утешить, заметил Нок, — Им же надо сообщить царице радостную весть — войны не будет!
— А вот что мы сообщим гроссмейстеру? — невесело отозвался Евглен и кивнул головой в другую сторону.
Там, также в некотором отдалении, сидя верхом на своей белой лошади Эзельгер писал письмо гроссмейстеру.
— Все образуется, парень, — добродушно усмехнулся гном, но тут же вздохнул, — Вот где забота, так забота.
По другую сторону костра, возле которого грелись собеседники, стоял крытый возок на полозьях, запряженный быстроногими эльфийскими лошадьми. Его дверца была приоткрыта. Свесив ноги наружу, в возке сидел Кадо. Он держал руку Восточного Колдуна, разговаривая с Тарилор, которая кормила овсом из сумки голубого единорога Орландо. Рука Юна безжизненно лежала в ладони друга, а сам он, казалось, спал беспробудным сном.
— Почему он так поступил, и когда мы сможем его разбудить? — печально проговорил Нок, которому дела чародеев казались сложными, непонятными, и потому пугали и огорчали.
— Все образуется, — в свою очередь с сочувствием заметил Евглен.
Нок ответил благодарной улыбкой сквозь густые усы, наклонился к костру, над которым висел чайник, и налил еще одну чашку.
— Хочешь, госпожа Тарилор, горяченького? — спросил он у эльфийки.
Не в обычаях гномов любезничать с эльфами, но к Тарилор Нок давно питал дружеские чувства, и потому был готов помочь ей хоть как-то пережить зимний холод. Рыжеволосая эльфийская дева кивнула. Она закончила с кормежкой единорога и, завернувшись в плащ, слушала то, что говорил ей Кадо, выглядывавший из повозки Колдуна.
— Дверь где-то рядом. Мы опять на перепутье, и я не знаю, куда мне следует сейчас отправиться, — по-прежнему держа руку Юна, проговорил брат Южной Колдуньи, — Мы нашли книгу, Элиа может теперь вернуться в Ильраан. Должен ли я дальше сопровождать его? Я с радостью последую за ним и впредь, но не нахожу покоя из-за того, что сделал Юн. И из-за того, что он сказал.
Тарилор кивнула головой, мрачно сдвинув свои красивые брови.
— Орден Великих Колдунов в опасности, — сказала она, — На острове Нолава случилась беда. Я чувствую это.
— Я не эльф и не чародей, но я тоже чувствую всем сердцем, что моей сестре нужна помощь, — крепко сжав запястье Восточного Колдуна, сказал Кадо, — Я не хочу оставлять Элиа одного, но я должен знать, что случилось в стране Нумар.
— Элиа не один, он с нами, — возразил Нок, подходя к друзьям и подавая Тарилор чашку с чаем.
— И ты не один, Кадо. Твоей беде помогут те, кто обладает должной силой для того, чтобы сделать это, — Элиа шел к повозке, убирая в карман стеклянный шар царицы, — Я рассказал обо всем Агенору и царице. Думаю, тебе пока не нужно ехать в Нумар. Мы должны продолжить путь, — его глаза мерцали глубоким зеленым светом, — Дверь там.
Он повернулся и уверенно указал на бугорок, присыпанный снегом.
— Рядышком. Всего шагов пятьсот, — удивился Евглен.
А Эзельгер, отпустив с письмом голубя, оставленного Танарионом, повернул голову и проговорил с недоумением:
— Что это за звук?
Все замолчали, прислушиваясь. С неба падал редкий снег, окутывая Жженую степь тишиной, точно обертывая ватой. В этой тишине с севера приближался неясный гул, от которого земля под ногами содрогалась.
* * *
Башня возвышалась над водной гладью озера, поднимаясь из самой ее середины. Верхушку башни скрывали снеговые облака, затянувшие небесный свод. Низкое серое небо, нависшее над горами, казалось безжизненным. Горы кольцом смыкались вокруг круглого плато, на котором находилось озеро. Черный силуэт башни отражался в его зеркально блестящей поверхности. Лишь недавно скованная льдом, она обманчиво казалась твердой и прочной, но ее глубина дышала опасностью. Там, в толще воды под ледяным панцирем то и дело появлялись багровые отсветы далекого пламени. Похоже было, что на самом дне озера полыхает пожар.
— Ты знаешь, что под нами, Мееральда? — спросил Зиирх у своей дочери.
Вёльва молча кивнула головой и поежилась то ли от холода, то ли от страха. Они стояли у каменного парапета узкой наружной галереи, продуваемой холодным ветром. В нее вели все двери в верхнем зале, который владыка Эверонт избрал своим кабинетом. Огромный каменный покой со сводчатым потолком и черными мраморными плитами на полу казался окруженным стеною гор. Горы были видны повсюду из множества узких окон в стенах зала. Эверонт часто проводил здесь время в полном одиночестве или в обществе Зиирха, но зал не выглядел ни обжитым, ни уютным. Он не был и теплым. Изо всех щелей в стенах сквозил ледяной ветер, большой камин в глубине зала топили лишь изредка. Но Эверонт будто и не замечал пронизывающего холода, царившего повсюду в его уединенном обиталище. Завернувшись в свой черный, подбитый волчьим мехом, плащ, владыка темных эльфов сидел в высоком кресле, больше похожем на трон, и, не отрываясь, смотрел в зеркало Алаоры. Оно висело на стене напротив, и отражавшиеся в его стекле картины непрерывно менялись. С каждой минутой владыка Эверонт становился все мрачнее.