Анна, королева. Книга 1: Дочь князя - [21]

Прудис повернулась на бок и скоро захрапела.

Аник заснуть не могла. Старая беззубая Хильда была, оказывается, когда-то молодой и красивой — это было странно. Хильду, мудрую и добрую, называли колдуньей — это было еще более странно, потому что в сказках колдуньи всегда были злобными и завистливыми, и с ними приходилось бороться несчастным прекрасным девушкам, чтобы выйти замуж за своего избранника — короля или принца. А в жизни получилось наоборот — молодую королеву, которая, конечно же, была прекрасна (девушки, которые выходят замуж за королей, всегда прекрасны, Вардан, наверное, просто плохо ее разглядел) колдунья хотела спасти, но не смогла. Значит, колдуньи бывают и добрые, решила Аник. Но ей все-таки было страшновато, и она растолкала Прудис.

— Прудис, а колдуньи — они добрые или злые? Если они борются с ночной нечистью, так они все-таки, наверное, добрые, да?

Прудис даже застонала от огорчения.

— Золотце мое, ну что ты за неугомонное созданье! Да я в жизни своей ни одной колдуньи не видела, откуда мне знать?

— Ну, Вардан же рассказывал про колдунью, что она погубила ночную нечисть, а королеву спасти не смогла. Значит, то была добрая колдунья?

Прудис зевнула.

— Наверное. Бедняжка королева!

— А к нам в крепость ночная нечисть тоже может забраться?

— У нас в горах ночной нечисти не бывает, золотце. Не бойся, спи и не думай ни о чем таком.

— Я не боюсь, — сказала Аник, — только я еще спрошу. Значит, король теперь опять может жениться?

Прудис рассердилась:

— Опять она за свое! Ну что за упрямый ребенок, и помнит же — сколько месяцев прошло! Забудь ты об этом предсказании, ты слишком мала для нашего короля! А для его наследника — пока он еще родится! — ты будешь слишком стара. Так что не исполнится предсказание, не быть тебе королевой.

— Быть, — упрямо сказала Аник.

Часть третья. Свадьба

1.

Эту зиму в крепости долго поминали как на редкость холодную и голодную. Слишком мало запасли летом зерна и овощей, чтобы прокормить увеличившееся население крепости. Но поминали эту зиму и как на редкость веселую — рассказы воинов о чужедальних странах развеяли обычную зимнюю скуку, да и просто присутствие большого количества молодых и неженатых мужчин заставило оживиться всех девушек в крепости, а замужних женщин помолодеть. Один из вновь прибывших привез с собой заморский инструмент — гитару — и по вечерам, перебирая струны, пел странные песни на чужом языке. Были среди вернувшихся воинов и мастера играть на своих, родных, музыкальных инструментах, и порой устраивались танцы, грустно стонала зурна, ей вторил печальный сабз, тревожно рокотал барабан.

Аник нравилось смотреть, как танцуют мужчины свой воинственный танец, и мечи в их руках поблескивают, отражая пляшущее пламя факелов; еще больше она любила наблюдать за танцами девушек, выплывающих на середину зала в своих белых платьях, словно лебеди. Перед сном она долго не могла угомониться, разучивая фигуры танца, и Прудис сердилась и бранила ее. Прудис теперь не ложилась спать в одно время с Аник, подождав, когда девочка заснет или хотя бы когда ее дыхание станет ровным, Прудис выскальзывала из комнаты, прихватив с собой светильник.

— Вардан — твой жених? — спросила ее однажды Аник.

Прудис покраснела так, как только одна она умела краснеть — лицо и шея ее стали пунцовыми.

— Да нет, что ты, мы просто дружим. Мы же вместе выросли, вместе лазили на яблони в саду, овец одно лето пасли вместе…

— А почему тогда Вардан трогает тебя за бока, когда думает, что никто этого не видит? — ревниво продолжала Аник.

— Не трогает! Выдумываешь ты все! — крикнула Прудис, заливаясь слезами. — Попробуй только скажи кому-нибудь, я тогда…

— Что, позовешь Одинокого Тролля? — насмешливо спросила Аник.

— Нет, я тогда больше не буду тебе рассказывать сказки, никогда ничего не буду рассказывать!

Аник подумала и согласилась.

— Хорошо. Только ты не позволяй ему тебя трогать.

Прудис действительно больше не позволяла Вардану лезть к ней с объятьями, во всяком случае Аник больше такого не видела. И спать Прудис ложилась рано, но сказки рассказывала редко, все больше молчала и вздыхала, иногда даже плакала, тихо всхлипывая.

2.

Весной крепость опустела. Молодые мужчины разъехались, кто куда. Кто-то отправился в дальние селения, откуда был родом, некоторых князь Варгиз оделил землей, и они сеяли пшеницу и ячмень, кое-кто вернулся к прежнему занятию — пасти овец или коней.

Вардан был в числе последних. Он появлялся время от времени в крепости, привозил сыры и мясо для княжеского стола, узнавал немногочисленные новости, Прудис наливала ему горячей похлебки или давала свежую лепешку, но с ним не заговаривала, и, в ответ на его попытки завести разговор, сухо отвечала:

— Некогда мне. Работы много, — но работу при этом не делала и с кухни не уходила, возилась в уголке, переставляя с места на место котлы и сковородки или лаская щенят, ползавших в углу возле своей подстилки. Аник ревниво наблюдала.

3.

В начале лета Вардан попросил у князя Варгиза отдать ему Прудис в жены. Князь согласился, заметив, что, хоть Прудис ему и родственница, и выросла в его доме, нужно все-таки спросить разрешения у ее отца. Аник всегда считала Прудис сиротой, она плохо помнила дочь Хильды, Тину, давным-давно умершую от лихорадки, а теперь с удивлением узнала, что отец Прудис жив.