Анархист - [20]

– Первый десяток – на выход. Да, пошевеливайтесь! Некогда нам с вами чикаться.

– Та, паря, нас не торопи, – отвечал ему какой-то старческий голос, – на тот свет завсегда успеем.

Вязилкин и Бианки попали в первую же партию. Бианки и вправду отпустили сразу, как только увидели. В Бийске его уважали. Пожурили только, напомнив о недопустимости нарушения правил распорядка. С Вязилкиным повозились чуть дольше. Легенду он менять не стал, так и продолжил гнуть свою линию, что зовут его Иван и фамилия его Николаев, что дезертир. Мол, от «колчака» сбежал в прошлую осень. Мол, жил в тайге на заимке, и вот, как раз сейчас, решил выйти в город и послужить родной советской власти.

Ему, конечно, никто не поверил, но расстреливать тоже не стали. Польский фронт требовал пушечного мяса, всех выловленных дезертиров отправили в расквартированный в Бийске второй батальон полка «Красных орлов». Иван думал сбежать или по дороге или из казармы. Однако сделать это оказалось не просто. Место дислокации полка «Красных орлов» было обнесено двумя рядами колючей проволоки. Входов и выходов имелось только два и оба они хорошо охранялись. Кормили не то чтобы разнообразно, но относительно обильно. Основой рациона была овсянка, плохо очищенная, с остью и шелухой, зато с луком и даже свининой. В обед паёк разнообразили щами с бараньими костями, капустой и тем же луком. Лук и чеснок в батальоне были без ограничений. Иван даже заныкал по карманам несколько головок. Курево, в виде рассыпной махры, тоже выдавалось, но строго по норме. – Жаль, впрок не запасёшь, – злился Иван, докуривая самокрутку до самого ногтя.

На третий день, попав в наряд на лесоповал, Вязилкин дал дёру прямо с делянки, куда их пригнали валить лес для батальонной кухни. Увидев, что парень рванул в кусты, его напарник – жилистый и побитый оспой мужик из Поспелихи, тоже сиганул было следом, но выстрел охранника сразил его наповал. Вязилкину же повезло. Ни одна пуля его не логнала. Он закинул первую же попавшую под руку лесину подальше в сторону, а сам залёг в какой-то заросшей кустами ямине. Охрана пару раз пальнула на шум в кустах, но преследовать не решилась. За одним погонишься, – остальные разбегутся.

В Бийск, в пяти верстах от которого располагался полк «Красных орлов», Иван заходить не стал. – Ну, его к чертям, этот Бийск, тут до Улалы дня за три запросто дойти можно, – решил он. Вдоль холодных стремнин Катуни двинул прямиком на юг и за четыре дня действительно достиг цели. На самом краю городка, где Телецкий тракт выходит в сторону Кызыл-Озёка в небольшой избушке нашёл он семейство младшего Рогова. Найти удалось только потому, что младший Рогов, придя в село, прославился тем, что стачал сапоги самому архиепископу Иннокентию, оказавшемуся в тот момент в Духовной миссии с инспекцией. Вот, не знал поп, что сапоги ему тачал брат того самого Рогова, что расправлялся с жеребячьим сословием[32] со всем пылом анархистской души.

Об этой истории Ванька Рогов с удовольствием рассказал Вязилкину в первый же вечер его появления в Улале.

– Ты только представь, – хлопал Николая по плечу Иван, – этот Иннокентий сам старый уже, а рясу подтянул, да так по-молодецки сапожками притопнул. Я уж подумал, что счас в пляс пойдёт… Сапоги ему дюже понравились. С тех пор и идут ко мне со всего Алтая мужики за обувкой. От Сростков и до самой Ташанты. Мы с Полюшкой теперь и горя не знаем.

– Знал бы энтот поп, чей брат ему сапоги пошил, вот бы спужался. – И он снова зашёлся в басовитом хохоте. – Как кому рассказываю эту байку, так от смеха удержаться не могу…

Вот, про брата Иван ничего не знал, а может, просто боялся рассказывать. Вязилкин его за это не осудил бы. Он и так живёт под чужим именем.

Иван пожил неделю, помог с покосом, попарился в баньке и подался в сторону Монголии, где, как говорили, окапался недобитый казачий атаман Кайгородов. С шашкой, трёхлинейкой и боевым конём Вязилкин управляться научился отменно, поэтому надеялся пригодиться атаману.

…

(волостное село Улала[33], Бийского уезда. Брат Григория Иван Рогов)

Иван Фёдорович Рогов, раскрасневшийся после бани, сидел в горнице за деревянным столом в одном исподнем. От голых плеч поднимался пар. Вокруг керосинки вились мелкие ночные мошки. Поля что-то задерживалась с субботней помывкой, наверное, решила устроить постирушки, в оставшейся горячей воде. Хорошо, что трёхлетний Петька, набегавшись за длинный день, спал без задних ног. Иван плеснул себе в гранёный стакан на палец самогону. Напиваться ему не хотелось, а вот женской ласки наоборот.

С улицы доносилась ленивая собачья перебранка. С урмана тянуло сыростью и пряным запахом хвои. Таёжный дух перемешивался со смородиновым, и этот тягучий, как мёд, аромат вливался в горницу. Мыслями Иван в который раз возвращался в родную Жуланиху. – Эх! Каку добру хату пришлось там бросить из-за этого баламута Гришки. – Ворчал он про себя. – Там же окромя хаты, и пасека на дюжину ульёв, и амбар большой, и банька така ладна. Батя баню собрал, да так знатно, что парился бы и парился… Земля им пухом и Царствие Небесное… – Мысли его вернулись к бане. Тут, в Улале, он тоже первым делом баньку поставил. Хорошая банька получилась – духовитая. Вот изба попалась так себе, местные говорили, что, то ли старого хозяина убили, то ли наоборот он кого-то шлёпнул, а сам в бега ударился… Бог весть… Половицы по ночам скрипят как-то подозрительно…