Америка, Россия и Я - [10]
Или свободно кофе пролить, или заплатить двадцать долларов как откупные, или не хохотать, или «по глупой воле пожить», или… безропотно, или… или… или.
«Свобода предполагает бесконечность, — говорит мой умный муж Яша. — Это истина четвёртого измерения и непостижима в пределах трёх измерений».
Яша умный, умный, философ, а как опозорился! Послушайте! Около одной знаменитой рекламы с дымом, выходящим из громадной сигареты, я остановилась с детьми, заглядевшись на мужика, выпускающего этот дым. Одна хорошенькая девочка–креолка, стоящая у столба в красиво отогнутых сапогах, обратилась к Яше, ушедшему чуть вперёд от нас:
— Do you have time?
Яша, в растерянности от первого вопроса на английском языке, стал смотреть на часы, медленно отодвигая рукав куртки, чтобы что‑то произнести.
— Ту о клок! Ту о клок! — бормотал философ Яша. Тут подоспела я с двумя детьми: в одной руке Даничка, в другой Илюша. Тоже решила разузнать, что нужно хорошенькой креолке. Она удивилась, увидев меня, пытающуюся помочь Яше и подтверждающую правильность Яшиного английского языка. Да, два часа дня сейчас, мы идём в Толстовский фонд получить social security number, мы второй день в Нью–Йорке… Поднимаю глаза: на противоположной стороне во всю стену висит громадное табло и показывает время с точностью до секунд… То время, которое совсем не интересует хорошенькую креолку…
Воспитанным на портретах вождей, даже философам, непонятно, о каком времени спрашивает хорошенькая креолка, стоящая у столба: о времени мгновенья или вечности. Воспитанным на портретах вождей непонятно поведение креолок: одна стоит у столба и ждёт мгновения, другая поднимается в тюрьму к вечности…
Нью–Йорк соблазнил, искусил, околдовал меня всей силой своего безобразно дикого очарования. Я попала в объятия этого «Жёлтого Дьявола» без Носа — хоть не могу на коньках в короткой юбке промчаться по его улицам, пролететь упоительно без оглядки на доске, надеть на себя сбрую и волосы поставить дыбом. Припозднилась.
Облизываюсь, глядя на Большое Яблоко, приоткрыв рот. Как в детстве, когда мальчишки, зажав в двух ладонях яблоко, протягивали его приговаривая: «Вот тебе! на, возьми! укуси!»
И я кусала, и опохмелялась, и наслаждалась высотой фаллических небоскрёбов, уносящих в космос; длиной бесконечных улиц, уводящих в сладострастную даль; ритмами носящихся машин, — свободным дыханием колоссального Люцифера. Я забывала, откуда приехала. Совершенно потеряв голову и набросив фату смеха на это чудовище, я обнималась с ним двадцать четыре часа в сутки, отдаваясь его пространству непонятным для американцев способом, — с зашитыми в штаны последними деньгами, впервые в жизни по свободной воле.
«Я люблю тебя, Нью–Йорк! — шептала я. — Ты моя маленькая рюмочка коньяка».
Нью–Йорк — это не Америка, — говорят нам американские люди.
Точка или вопрос?
Две встречи с Америкой до Америки
Услышав в детстве, что есть страна такая Америка, — задолго, очень задолго до появления во мне дерзких помыслов туда переселиться, — сразу же я узнала о ней «две непонятно соединяющие разницы», вызывающие противоположные чувства: «они» могут взорвать атомную бомбу, и мой любимый Кронштадт вместе с островом и собором Иоанна Кронштадтского уйдёт под воду в океан; и «они» присылают тушёнку и передники.
И эти «разницы» привлекли меня той притягательной силой, какой обладает всё противоречащее, противоположное.
Из американской посылки мне достался каким‑то образом передник. Как радовалась я, глядя на его палевые, светло–сиреневые и светложёлтые цветочки на белом шёлке, обрамлённые газовыми белыми рюшечками со всех сторон; и карманы у передника, и верх и низ были обшиты белыми воланчиками. Как дождаться, чтоб надеть и показать мой роскошный передник! Когда же, наконец, я появилась в нём, то девчонки все сразу его заметили, а семиклассницы притащили меня в свой класс, поставили на учительский стол, чтобы лучше его рассмотреть, и, лаская его воланчики и рюшечки, восхищённо приговаривали: «Ах, какой! Какие цветочки! Какие рюшечки! Воздушные! Как порхают! Американский? Красивые в Америке передники!» Но одна девчонка сказала, что американцы всё равно гадкие — могут бросить бомбу. В Японии они взорвали целый остров и наш взорвут, потому что они империалисты, и не нужно гладить и носить их передники.
Износился мой передник в отрепья, а «две непонятно соединяющиеся разницы» отношения к неведомой Америке не изнашивались, вырастая во мне, вместе со мной, при подспорье всего прогрессивного человечества земного шара.
С одной стороны, позорными словами обзывали Америку и разными пролетарскими соединениями слов, хулили так, чтоб девочка, услышав слово «Америка», плевала бы в ту сторону, за океан. Пугали Америкой: всё продаётся, что у нас бесплатное; всё плохое случается в Америке — ураганы, наводнения, катастрофы.
С другой стороны, лебезили и заискивали: вдруг с неудержимой прытью собрались догонять Америку, хотя она и неприятная, но с мясом и молоком вперёд умчалась. Звуки джаза пробивались сквозь хуление. Ковбои. Жевательные резинки. Небоскрёбы. Итог был тот, что я ничего не понимала, как и другие советские старые и молодые люди: об Америке у меня было представление, как о китайских династиях.
«По ту сторону воспитания» — смешные и грустные рассказы о взаимодействии родителей и детей. Как часто родителям приходится учиться у детей, в «пограничных ситуациях» быстро изменяющегося мира, когда дети адаптируются быстрее родителей. Читатели посмеются, погрустят и поразмышляют над труднейшей проблемой «отцы и дети». .
Мой свёкр Арон Виньковеций — Главный конструктор ленинградского завода "Марти", автор двух книг о строительстве кораблей и пятитомника еврейских песен, изданных в Иерусалимском Университете. Знаток Библейского иврита, которому в Советском Союзе обучал "самолётчиков"; и "За сохранение иврита в трудных условиях" получил израильскую премию. .
«Главное остается вечным под любым небом», — написал за девять дней до смерти своей корреспондентке в Америку отец Александр Мень. Что же это «главное»? Об этом — вся книга, которая лежит перед вами. Об этом — тот нескончаемый диалог, который ведет отец Александр со всеми нами по сей день, и само название книги напоминает нам об этом.Книга «Ваш отец Александр» построена (если можно так сказать о хронологически упорядоченной переписке) на диалоге противоположных стилей: автора и отца Меня. Его письма — коротки, афористичны.
“Об одной беспредметной выставке” – эссе о времени, когда повсюду ещё звучал тон страха, но уже пробивались отдельные ростки самостоятельных суждений, как проводились выставки неконформистского искусства, как отдельные люди отстаивали независимость своих взглядов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
“На линии горизонта” - литературные инсталляции, 7 рассказов на тему: такие же американцы люди как и мы? Ага-Дырь и Нью-Йорк – абсурдные сравнения мест, страстей, жизней. “Осколок страсти” – как бесконечный блеснувший осколочек от Вселенной любви. “Тушканчик” - о проблеске сознания у маленького существа.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.