Америка, Россия и Я - [12]
Моя знакомая, ещё не знаменитая писательница, вернулась раньше выписанного ей срока — Америка ей совершенно не понравилась. Мать её не узнала. «Я оставила дочь–красавицу, а ты старуху подговорил, видно, подкупил», — говорила её мать младшему сыну. Время от времени она спрашивала, стараясь застать Н. Н. врасплох:
— Как тебя зовут?
— Так.
— А как меня зовут?
— Так.
— А где ты родилась? Я спрятала конфеты, чтоб ты не нашла. Ты старуха, а дочь у меня была красавицей, в кружевном платьице танцевала!
То вдруг она заплачет и скажет другое:
— А может, это ты, моя любимая дочка? Пятьдесят лет… Нет! Нет! Она была красавицей! Танцевала!
Вот приблизительно то, что нам рассказывала Н. Н. Я передаю своими словами, а желающие лучше ознакомиться с её собственными подробными описаниями могут прочесть её очерки «Америка глазами домохозяйки».
В Америке неважно живётся без денег: волосы не причесать в парикмахерской, платья не сшить в ателье, даже простой маникюр — не говоря о педикюре — не сделать. Всё дорого, очень дорого. Операции по отрезанию носов, ушей, морщин и всякой косметической недостаточности, как полёты в другие галактики, стоят безумных денег. Женщи–ны одеты как попало, удивительно плохо, без моды, на всех полиэтилен, синтетика, химический пластик; на настоящее, на натуральное денег не хватает, или, скорей всего, жалко. На вечеринках, или «парти», скука, никаких эмоциональных всплесков, поставят на стол всякую ерунду — хвостики морковки, нарезанную редиску, сухие хлебцы — и хрустишь целый вечер, никакого застолья — ходят по комнате друг от друга с рюмками.
В метро города Нью–Йорка, как в помойной яме, неприглядно, тревожно, грязно, не сравнить с нашим великолепным, чистеньким, прибранным. Холодильники на голову падают. Как?! Выбрасывают прямо на улицу… грязь из окон. Грабят и убивают на ходу.
— А как люди там живут? — Не понимаю. Совсем не понимаю. Всё в мусоре. Где же мусор разгребается и охраняется дом от грабителей, то никаких денег не хватит, заработанных честно. Эти районы только для богатых. Брат нашего писателя — миллионер, живёт на Пятой Авеню, напротив Центрального Парка. Но он такие обороты делает! А так… Врачи — тоже разбойники: зуб вставить или выставить — цена автомобиля. Подумайте, зуб и автомобиль! А как болеть?! Врачи по домам не ходят, бюллетеней не выписывают; за болезнь, за лежание в госпитале нужно платить деньги, и, говорят, бешеные.
— А что‑нибудь приятное там есть?
— Я ничего приятного на этом Марсе не обнаружила. Всё чужое, другая среда. Правда, меня эти миллионеры свозили на Гавайские острова, но это другое дело, и одарили всякими товарами — нам теперь надолго хватит шесть шуб, столько платьев. Но жить я бы там не хотела.
Образование тоже не бесплатное. Жалуются, что детей не выучить, если с пелёнок не откладывать на университет. Нет! Нет! Страна мне не понравилась!
Н. Н. оформила свои впечатления про Америку сразу по приезде, но опубликовали их через несколько лет, когда в железном занавесе образо валась такая большая прореха, что пытались как-то её залатать, — сдерживая поток в неё устремившихся. Эти очерки опубликовали многомиллионным тиражом для советских женщин и работниц, воспользовавшись её литературным псевдонимом, поэтому я тоже им пользуюсь. После публикации поднялся град обсуждений со всех сторон: кто осуждал автора за клевету, кто опять убеждался в мерзости Америки, все обсуждали, говорили, спорили, орали «за» Америку, «против» Америки.
Шум поднялся страшный среди всех слоёв населения.
Как‑то пришла в гости к моим друзьям знаменитая балерина, вышедшая замуж за американца и уезжающая в Америку. Сидит за чаем и говорит:
— Совсем было уговорила мать поехать со мной в Америку, но тут какая‑то сволочь опубликовала столько гадостей об Америке, что мать наотрез отказалась.
— Эта «сволочь» — я, — сказала Н. Н., изумив балерину.
В канун Рождества дочь моей приятельницы объявила всем собравшимся гостям в их доме:
— Вот, что пишут моей матери из американского консульства!
Достаёт красно–зелёный конверт и вынимает оттуда нарядную бумажку:
«Дорогая Н. Н.!
Примите наши рождественские пожелания и подарки. Консулат Вас приглашает на рождественский приём. Мы рады и бесконечно тронуты тем, что Вы привлекли внимание к Америке. С уважением, консул.»
Рассматривая подарки, книги с видами Америки, модные журналы с эффектными красавицами, фотографии Нью–Йорка, мы приговаривали:
— Какие красавицы! Как улыбаются! Как порхают! Как бы так исхитриться?!
— Не ломайте себе головы, они искусственные, как куклы Образцова! — прерывала наши восхищёния Н. Н., — если вас так же приодеть, то вы будете их лучше и красивее.
И нам захотелось «быть лучше и красивее», — и у меня и у моей подружки, дочери Н. Н., завелись дерзкие помыслы на эту тему. А Н. Н. нас отговаривала:
— Жить там сложно. И я бы не хотела, — повторяла она нам.
Через некоторое время, кажется через месяц или два, один американский журнал — не помню названия — попросил у Н. Н. разрешения опубликовать её очерки на английском языке.
Тем временем мы уже начали проситься в Америку, чтобы приодеться и быть лучше и красивее, и автор очерков тоже.
«По ту сторону воспитания» — смешные и грустные рассказы о взаимодействии родителей и детей. Как часто родителям приходится учиться у детей, в «пограничных ситуациях» быстро изменяющегося мира, когда дети адаптируются быстрее родителей. Читатели посмеются, погрустят и поразмышляют над труднейшей проблемой «отцы и дети». .
Мой свёкр Арон Виньковеций — Главный конструктор ленинградского завода "Марти", автор двух книг о строительстве кораблей и пятитомника еврейских песен, изданных в Иерусалимском Университете. Знаток Библейского иврита, которому в Советском Союзе обучал "самолётчиков"; и "За сохранение иврита в трудных условиях" получил израильскую премию. .
«Главное остается вечным под любым небом», — написал за девять дней до смерти своей корреспондентке в Америку отец Александр Мень. Что же это «главное»? Об этом — вся книга, которая лежит перед вами. Об этом — тот нескончаемый диалог, который ведет отец Александр со всеми нами по сей день, и само название книги напоминает нам об этом.Книга «Ваш отец Александр» построена (если можно так сказать о хронологически упорядоченной переписке) на диалоге противоположных стилей: автора и отца Меня. Его письма — коротки, афористичны.
“Об одной беспредметной выставке” – эссе о времени, когда повсюду ещё звучал тон страха, но уже пробивались отдельные ростки самостоятельных суждений, как проводились выставки неконформистского искусства, как отдельные люди отстаивали независимость своих взглядов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
“На линии горизонта” - литературные инсталляции, 7 рассказов на тему: такие же американцы люди как и мы? Ага-Дырь и Нью-Йорк – абсурдные сравнения мест, страстей, жизней. “Осколок страсти” – как бесконечный блеснувший осколочек от Вселенной любви. “Тушканчик” - о проблеске сознания у маленького существа.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.