– Извините. Вы, видимо, в курсе, что я сейчас не совсем в состоянии вести беседы?
– На вид не скажешь, – слегка удивляется он. – Ходите, разговариваете, не шатаетесь даже.
– Это исключительно моя личная заслуга, а не часть объективной реальности.
– Вы не член какого-то из кланов?
– Нет, и никогда не был.
– Искрой никакой не владеете?
– Медицина, хань, второй уровень. – Алекс, присмотревшись к этому мужику, по внутренней связи отчего-то инициативно берёт бразды управления разговором в свои руки.
– Это не искра, – пренебрежительно отмахивается он. – Она бы вам не дала возможности… эм-м-м… Вы позволите быть с вами откровенным?
– Извольте.
– Полноценный бой неодарённого с выпускником. Малолетка-соискатель, если верить записи и свидетелям, каким-то образом держит все виды термоудара первую половину секунды или даже секунду. Там, где кожа обычного человека начинает обугливаться мгновенно, на вас это почему-то не работает. Или – работает с почти секундной задержкой. А затем, ровно за эту секунду неясно откуда берущейся форы, вы успеваете выскочить с места каста и целиться в вас надо по новой. Судя по записи вашей тренировки с Анной Хаас, мощность каста, проходящего по вам, вообще не имеет значения. Об этом же говорит и запись боя. Первую половину секунды тепловой урон по вам не проходит в принципе; вторую половину – со значительной потерей эффективности. И в итоге, свернув шею противнику, вы ещё и обвиняете его в использовании артефакта. – Он насмешливо смотрит на меня. – Я ничего не упустил в нашей постановке вопроса?
– Может, я сейчас что-то не то скажу, – оглядываюсь по сторонам, с удовлетворением замечая полное отсутствие внимания к нам окружающих. – Но ты, мужик, не обижайся.
Наступаю ему на ботинок и продолжаю:
– Я сюда попал из чуть иного заведения, и там правила простые. Ты мне сейчас предъявляешь, как будто это я в чём-то виноват. Мне очень жаль, если наш с тобой разговор чем-то повредит Анне, но… ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ?! Я не клановый, никогда им не был. На дуэль согласился исключительно по личным причинам, которые раздевать догола перед тобой не обязан. Мне ваш клановый арбитраж интересен так же, как в жопе зубы. КАКОВА ЦЕЛЬ НАШЕГО РАЗГОВОРА?!
Алекс настаивает почему-то именно на таком ведении беседы.
Тип абсолютно не меняется в лице и даже не нервничает, снисходительно кивая мне:
– Я удовлетворён. Вы не могли использовать никаких артефактов, теперь это вижу чётко…
– Не лгите. Не лгите в присутствии Хаас. – Алекс изнутри сейчас почему-то считает, что именно в этот момент надо идти на обострение и резать правду-матку. Либо то, что мы с ним таковой считаем. – Вы сейчас, играя недалёкого дебила-служаку, решаете совсем иную задачу.
Хаас заинтересованно поднимает бровь. Фельзенштейн зачем-то извлекает свой ствол и почёсывает им себя подмышкой.
– Какую же? – этот козёл ещё и улыбается.
– Вы сейчас, по заказу какого-то клана, не могу определить точно, пытаетесь ответить на такой вопрос: моя победа – случайность? Или следствие чего-то более основательного, чем невероятное совпадение маловероятных уникальных слагаемых?
Анна в этом месте начинает сверлить этого мужика взглядом исподлобья и протягивает руку:
– Концентратор!
Тип, называемый почему-то арбитром, вообще без видимых эмоций засовывает руку в карман и отдаёт Анне ту самую бляху, которую она сняла с груди убитого.
– Кажется, арбитража между кланами в вашей развесёлой земле больше нет, – оптимистично влезает в беседу Моше.
Почему-то именно после этих слов Ральфа перекашивает.
– В точку, – удивлённо говорю товарищу. – Смотри, он сейчас первый раз за всю беседу искренне разозлился.
– Это у меня национальное, – смеётся одними губами Фельзенштейн, холодно глядя на Ральфа. – Я умею попадать в нужные точки, вы их называете болевыми. Арбитраж имеет смысл только при двух условиях. И первое из них – неангажированность арбитра и отсутствие у него личной заинтересованности, неважно какого рода.
– Кто такой? – цедит Ральф в сторону Моше.
– Прохожий, – пожимает плечами израильтянин. – Сделаем так. Поскольку я – единственный совершеннолетний с этой стороны, нам нужен кто-то ещё. Анна, звони отцу?
Хаас тягуче смотрит на Фельзенштейна, как будто пытаясь что-то сказать взглядом.
– Да никуда он не денется! – наш новый товарищ приобнимает арбитра за плечо, второй рукой утыкая ему в бок пистолет. – Обещаю!
Хаас моментально исполняет требуемое, причём с явным облегчением. Говорит она всё на том самом языке, который с пятого на десятое понимает даже Алекс.
