Такого в начале службы я и представить себе не мог… Мы стояли в оцеплении вокруг метро. Как потом выяснилось возле станции Курская (кольцевая). Наше подразделение организовывало упорядоченное движение эвакуируемых под землю людей…
Последний месяц мир жил в ожидании. Политические разногласия лихорадили всю планету. В основном трения касались нефтяных запасов и месторождений чёрного золота. Дело шло к войне…
Подъём по тревоге произошёл около 4.00. Получив автоматы, рожки с патронами и комплект химической защиты, мы построились перед казармой. Командир части вкратце обрисовал нам ситуацию и то, что от нас требуется.
Оказалось, первый удар уже нанесён. Немногие ракеты прорвали систему Московского ПВО, но и этого было достаточно. Поступило распоряжение срочно, не дожидаясь второй волны, загонять гражданское население в подземку. Благо ещё при Советском Союзе Московское метро было подготовлено к этому: снабжено запорными механизмами, герметичными воротами, запасом пищи и воды, а также аварийными генераторами электроэнергии. Сама же эвакуация ложилась, как раз, на наши плечи.
Вот так, под руководством старшего лейтенанта Холмогора, наша группа в количестве пятнадцати человек (вместе с лейтенантом) прибыла в Москву.
Людей было много… очень, очень много. За всю жизнь столько народу я видел только на плацу, перед приёмом пищи. Они стекались отовсюду, напирали, отступали, как бурный водяной поток. В руках почти каждый сжимал сумку или рюкзак. Кого-то несли на носилках. С другого входа солдатики в защитной форме оживлённо разгружали грузовики с палатками, продуктами, оружием, кроватями и матрацами. Люди походили на муравьёв, а вестибюль метро — на муравейник.
Все что-то делали. Стоял утомляющий гул, пока в один прекрасный момент из репродуктора не грянула сирена воздушной тревоги. Началась паника. Толпа нажала и смяла кордон. Нас понесли внутрь. Сделать уже ничего было нельзя, поэтому, пользуясь моментом, я хочу рассказать немного о себе.
Зовусь я Романом Гайкиным. Мне восемнадцать с половиной лет. Родился в Ульяновке. Это село близ города Пенза. Окончил среднюю школу под номером 8 и ушёл в армию. Девушки у меня не было, поэтому ушёл без зазрения совести и без страха её (девушку) потерять. Полгода служил во внутренних войсках. Часть моя, ещё с утра, располагалась между Балашихой и Москвой. А на шевроне — ястреб с зажатым в лапах мечом. Сейчас же стою под землёй и ощущаю, как смыкаются где-то сзади тяжёлые створки гермоворот, оставляя за собой выход и моё прошлое.
В метро я оказался впервые. Не то, чтобы я о нём не слышал. Нет, слышал. Просто ни разу не спускался. Даже по дороге в часть. Тогда с поезда нас сразу пересадили в машины, и метро я так и не увидел. Когда-то, в школе, нам конечно рассказывали про этот вид транспорта. Правда, без фотографий. И я знал, что оно есть в Москве, в Петербурге и ещё в некоторых городах бывшего СССР. Что за границей метро тоже есть, но другое — мелкого заложения. Поэтому живых людей там остаться не должно. Однако это всё теория, а сейчас передо мной настоящая платформа Московского метрополитена.
С первого взгляда станция напомнила мне казарму, только в светлом мраморе. Вместо взлётки была серая платформа (с чёрными квадратным орнаментом), запруженная людьми, по обеим сторонам которой, за частыми тонкими колонами, располагались не кубрики (жилые пространства), а рельсы. По середине, с левой стороны, была обширная лестница-переход. Станция почти не освещалась, но масштабы её поражали…
К счастью я быстро отыскал своих. Лейтенант построил их у выгруженного из грузовиков добра и что-то говорил. От них меня отделяли всего несколько десятков метров, но не успел я и шага сделать, как меня засыпали вопросами. Одни спрашивали, когда кончится сложившаяся ситуация. Другие интересовались, когда можно будет подняться обратно на поверхность. Женщины просто цеплялись руками, причитали и плакали.
Когда же я добрался до группы, то обнаружил, что здесь творится тоже самое, и люди вокруг чего-то от нас хотят. Видимо своим внешним видом мы сильно напоминали милиционеров — блюстителей порядка, ассоциирующихся теперь хоть с какой-то стабильностью. Все надеялись, что мы что-нибудь сделаем, скажем. В нас верили. И лейтенанту Холмогору ничего не оставалось, как взять командование станцией на себя.
Лейтенант забрался на ящики и объявил, что временное управление Курской берёт в свои руки. Просил людей не отчаиваться и всячески нам содействовать, как силой, так и знанием. Сказал, что с всеобщей помощью постарается организовать быт станции. И вообще, что всё будет хорошо, что, объединившись, мы преодолеем все трудности, лишения и невзгоды.
Сверху громыхнуло. Платформа под ногами качнулась. С потолка посыпалась пыль, но стены устояли.
— Второй удар — констатировал Тевтон шепотом.
Началось волнение. Пока народ роптал, лейтенант пообщался с дежурными по станции. Некоторое время спустя он уже владел связкой ключей и планом подсобных помещений Курской (в том числе и помещения с продовольственным запасом).
— Кружкин!
