Афанасий Фет - [63]
Соответственно и литературный быт, отношения ближайших сотрудников «Современника» не походили на те, которые были во времена Белинского: страстные споры о философских и общественных проблемах, наблюдаемые Фетом в Москве в университетские годы, отошли на второй план. Литераторы и близкие к литературе люди проводили время по возможности не скучно, окунаясь — кто-то поневоле, кто-то с удовольствием — в эту атмосферу. «Весёлое общество», как назвал своих новых приятелей Фет, собиралось на обильные редакционные обеды, проводило время на дачах, получало от жизни другие удовольствия. Под руководством тогдашнего духовного вождя журнала Александра Васильевича Дружинина, плодовитого критика, беллетриста, фельетониста, коллективно сочинялись непристойные стишки (это называлось «чернокнижием»). И журнал, и его круг вполне подходили Фету: его творчество хорошо вписывалось в очерченные тогда для русской литературы рамки: он оставался в пределах интимной лирики, не напечатал ничего прямо верноподданнического, а житейский конформизм компанией не возбранялся.
После долгих лет унылой провинциальной жизни Фет был готов весело проводить время с развитыми людьми. Он участвовал в общих обедах, поездках к «доннам» (и, кажется, даже приобрёл репутацию большого любителя по этой части), принимал участие в «чернокнижии», зачем-то переводя на немецкий и французский языки опусы Дружинина в этом роде (и на старости лет вспоминал об этих «поэмах» не без удовольствия). Ведший дневник таких мероприятий Дружинин записывал: «Обедал, как водится, у Панаева, где нашёл несколько новых лиц: поэта Фета… коренастого армейского кирасира. <…> Перед обедом Фета вводили в мир парголовских идиллий и поэм (имеются в виду „чернокнижные“ стихотворения. — М. М.)… В воскресенье был у Панаева обед, или импровизированный банкет, на котором сошлось человек 20. Сократ (художник Сократ Максимович Воробьёв. — М. М.) с братом, В. А. Милютин, Фет, Григорович, Анненков, Лонгинов, Тургенев (почти вся русская словесность). <…> Вечер у Михайлова, с Фетом, Григоровичем, казанским профессором Буличем (очень скромным и приличным юношей), Лизой, Полковницей и Пашей. Шумели, смеялись, пили, ели котлеты и рябчики, говорили о поэзии и скандальных историях, увеселение тянулось почти до трёх часов. <…> В воскресенье по обыкновению у Панаева societe peu nombreuse, mais bien choisis[18], Тургенев, Григорович, Фет, Анненков, Лонгинов и т. д. К вечеру беседа о чернокнижии была охлаждена приходом Милютина (В.) и Арапетова. <…> Компания опять собралась превосходная: Тургенев, Анненков, Григорович (вновь успевший купить одну картину), Фет, Лизавета Яковлевна, Краснокутский, а после обеда Гаевский и Лонгинов. После обеда произошло чернокнижие и х. словие (нецензурно. — М. М.), т. е. чтение сладенького письма В. П. Боткина, поэмы „Хотинской“ и статьи о Литературных гномах. Потом устраивали живые картины: в одной участвовали Григорович (в виде китайца) и Авд[отья] Яковлевна (Панаева. — М. М.) — Одалиской, а в другой Гаевский под покрывалом, в образе девушки, молящейся Богу. Всё это было мило…»>{242}
Когда в компании заходила речь о вопросах серьёзных — о политике и философии, — полного согласия между Фетом и другими её членами не было. Оторванный на годы от интеллектуальной моды и литературной жизни поэт сохранил в неприкосновенности взгляды, вкусы и отчасти манеры студента сороковых годов, теперь выглядевшие архаичными. «Но что за нелепый детина сам Фет! Что за допотопные понятия из старых журналов, что за восторги по поводу Санда, Гюго и Бенедиктова, что за охота говорить и говорить ерунду! В один из прошлых разов он объявил, что готов, командуя брандером, поджечь всю Англию и с радостью погибнуть! „Из чего ты орёшь!“ — хотел я сказать ему на это», — записывал в дневнике Дружинин. Для «весёлого общества» Фет был слишком «серьёзен» (тот же Дружинин замечал, что выражается он «довольно высоким слогом»), по-провинциальному недостаточно ироничен для столичной компании («Этот драгун нестерпим со своими высшими взглядами!»). Никуда не делось его недоверие или равнодушие к гегельянскому прогрессу (твёрдую веру в который сохраняли литераторы «Современника»); оно с самого начала должно было провоцировать разногласия, заставляло Фета высказывать какие-то «реакционные» заявления вроде чрезмерно патриотической декларации, отмеченной Дружининым, казавшиеся его друзьям-либералам возмутительными. Видимо, присущее Фету личное обаяние, которое когда-то испытал на себе Аполлон Григорьев, заставляло компанию «Современника» видеть в его взглядах не проявление подлости и низости натуры, но следствие «дремучести», недалёкости, а возможно, даже глупости или разновидность эпатажа. Представление о Фете как о честном (то есть с благородными убеждениями) «энтузиасте» с «телячьими мозгами» и сумбуром в голове твёрдо установилось в кругу его новых знакомых и позволяло им относиться к нему снисходительно и с симпатией. «Фет был весьма мил»>{243}, — уже в конце января замечает Дружинин.
После выхода сборника 1850 года Фет писал мало: за почти три года — всего около дюжины стихотворений. Кроме упоминавшегося «Какие-то носятся звуки…», напечатанного в четырнадцатом номере «Москвитянина» за 1853 год под названием «Мелодия», среди них были такие шедевры, как написанное в 1850 году знаменитое «Шёпот сердца, уст дыханье…» (более известна современному читателю позднее изменённая строка «Шёпот, робкое дыханье…»), понравившееся Тургеневу «Растут, растут причудливые тени…», поразившее Дружинина своей «отчаянной запутанностью и темнотой» стихотворение «В долгие ночи, как вежды на сон не сомкнуты…» («Современник», 1852, № 3) и «Весенние мысли» («Снова птицы летят издалёка…») («Москвитянин», 1852, № 6), где соположены сразу две картины, освещённые высоким и низким солнцем. Однако сначала знакомство с Тургеневым, а затем тёплый приём в «весёлом обществе» способствовали творческому подъёму, и стихи Фета стали появляться в «Современнике» в большом количестве: в первом номере 1854 года были напечатаны три стихотворения («Люди спят; мой друг, пойдём в тенистый сад…», «На Днепре в половодье» («Светало. Ветер гнул упругое стекло…») и «Растут, растут причудливые тени…»); во втором, февральском — сразу десять («Не спрашивай, над чем задумываюсь я…», «Первая борозда», «Ты расточительна на милые слова…», «Лес», «Какое счастие: и ночь и мы одни…», «Степь вечером», «Пчёлы», «Что за ночь! Прозрачный воздух скован…», «Старый парк» и «Весенние мысли»), И дальше в течение года почти в каждом номере печаталось одно-два стихотворения Фета, включая его переводы из Горация.
Николай Некрасов — одна из самых сложных фигур в истории русской литературы. Одни ставили его стихи выше пушкинских, другие считали их «непоэтическими». Автор «народных поэм» и стихотворных фельетонов, «Поэта и гражданина» и оды в честь генерала Муравьева-«вешателя» был кумиром нескольких поколений читателей и объектом постоянных подозрений в лицемерии. «Певец народного горя», писавший о мужиках, солдатской матери, крестьянских детях, славивший подвижников, жертвовавших всем ради счастья ближнего, никогда не презирал «минутные блага»: по-крупному играл в карты, любил охоту, содержал французскую актрису, общался с министрами и придворными, знал толк в гастрономии.
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Уникальное издание, основанное на достоверном материале, почерпнутом автором из писем, дневников, записных книжек Артура Конан Дойла, а также из подлинных газетных публикаций и архивных документов. Вы узнаете множество малоизвестных фактов о жизни и творчестве писателя, о блестящем расследовании им реальных уголовных дел, а также о его знаменитом персонаже Шерлоке Холмсе, которого Конан Дойл не раз порывался «убить».
Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.