…а бес в ребро! - [19]

Мы вырвались из прежней жизни, теперь надо каждому вырваться из прежнего себя. Это трудно, это очень трудно. Мы чистим шкуры, из которых вылезли, пересыпая каждую нафталином воспоминаний, чтобы их не сожрала моль забвения.

Мы понимаем, что по-старому жить уже нельзя, а по-новому – еще не всегда умеем, вот и живем в несогласии с самим собой, всё время оглядываясь назад, а шагать спиной вперед – ох как нелегко.

Август Львович процитировал:

– «Знаете, кем я был там? Главным инженером!.. Главным врачом!.. Главным дворником!..» Создается впечатление, что в той нашей жизни не было рядовых врачей, рядовых инженеров и рядовых дворников – все были главными.

– Как же уйти от своего прошлого? Подскажите.

– Нельзя все оставшиеся годы его ласкать и оплакивать. Надо напрячь наши умные мозги и сильные мускулы. У поляков есть мудрая поговорка: «Делай что-нибудь, делай! А то заржавеешь, и рыжие дети будут!» Надо жить по принципу: сегодня – первый день нашей оставшейся жизни, давайте проживем его по-новому!

Зал зааплодировал.

– Спасибо!

Рыжий сел. Поднялась пожилая дама в яркой косынке:

– Вы считаете, что нам всем тут хорошо?

– В пьесе Гриши Горина «Поминальная молитва» один еврей говорит другому еврею: «Там хорошо, где нас нет. А так как мы уже повсюду, то уже нигде хорошо быть не может». Бытует афоризм, что, мол, еврею хорошо только в пути. Но это не так. Еврею хорошо и дома – когда у него этот дом есть.

Израиль еще не для всех стал родным домом. Для одних – это платформа выжидания, для других – трибуна для оплакивания самих себя, для третьих – перевалочный пункт в Америку и Европу. Что ж, каждый кузнец своего несчастья.

– Можно ли в эмиграции искренне полюбить человека, создать семью и до конца жизни иметь свое «домой»?

Услышав этот вопрошающий голос, Марк резко обернулся, привстал и увидел обладательницу голоса – это была Светлана. Он вздрогнул от удивления и осуждающе перевел взгляд на Августа Львовича. Но тот, повернув голову в сторону Светланы, уже отвечал ей:

– Это великое счастье – иметь свое «домой», и как обделены те, кто его не имеет! Можно иметь «домой», находясь за тридевять земель, и можно в собственной квартире прожить жизнь квартирантом. Можно из пустыни сделать страну, а можно страну превратить в пустыню – всё зависит от слова «домой», есть оно или нет. Если человек, которого вы полюбили, перекати-поле, он не в состоянии пустить корни. А если перекати-море?.. Перекати-жизнь?.. Ваше «домой» зависит от вас и вашего любимого.

– Мы готовы полюбить Израиль, – произнесла пожилая дама в косынке, – но Израиль своим отношением к нам этому мешает.

– Одна московская интеллигентная проститутка утверждала: любви нет, ее выдумали большевики, чтобы не платить денег. Но любовь есть, и некоторые полюбили Израиль с первого взгляда, и даже – не видя его. Однако большинство жаждет взаимности. Но не на словах – Израиль уже давно перевыполнил план по количеству обещаний на душу населения.

Мы в еврейском государстве, а евреи всегда были и будут во всём предельно экстремальны: если бунт, то как минимум революция, если война – то шестидневная, если личность – то гениальная, если подонок – то величайший!..

И еще: здесь много лилипутов, которые когда-то устроились гулливерами. И все думали, что они гулливеры, а когда приехали мы, стало ясно, что они – лилипуты. И им стало ясно, что нам стало ясно. Вот они-то и ставят нам подножки. Но давайте же душевно опираться не на прохиндеев, а на личности, которых здесь предостаточно. Мне Бог подарил прекрасных друзей. Может, вы таких не встречали, потому что не ищете – опять же это зависит от того, умеете ли вы дружить. Мне только друзья давали силы выстоять и улыбаться, даже когда душа кровоточила.

Мы должны низко поклониться этой стране за то, что она единственная, затянув потуже пояс налогов на своем уровне жизни, принимает нас всех подряд, помогает нам и… убаюкивает своими обещаниями.

С задних рядов кто-то выкрикнул:

– А вы можете сформулировать, что же такое Израиль?

– Попытаюсь, – ответил Август Львович, плеснул в стакан чай, повторил: – Напоминаю – это не коньяк, – выпил и продолжил:

– Израиль – это лодка, ее нельзя постоянно раскачивать, можно перевернуться. И не надо всем толпиться у руля – кто-то же должен и грести; Израиль – это сито: чем меньше личность, тем быстрее проскакивает и устраивается, чем крупней личность, тем тяжелей; Израиль – как настоящий мужчина: не будет полной близости, пока ему полностью не отдашься; Израиль – это термос, его нельзя подогреть снаружи, он согревается только внутренним теплом. Но если вносить в него холод – мы потеряем это спасительное тепло. И в заключение – определение, которое я сделал после первых нескольких лет жизни в этой стране, но авторство потерял, потому что его уже здесь цитируют, как народную мудрость: Израиль – это зеркало: какую рожу скорчишь, такую и увидишь в ответ…

Вот вкратце то, что я понял после тридцати лет жизни в этой противоречивой, непредсказуемой, курортно-прифронтовой стране.

Рыжеволосый мужчина вскочил и крикнул:

– Браво!

Все слушатели встали и долго-долго аплодировали.