Короткое предисловие
Я никогда не писал детективов, быть может, это первый и последний. Просто захотелось вдруг нырнуть в новый для себя жанр и по-своему его разнообразить: добавить к детективной фабуле немножко юмора, немножко печали, немножко эксцентрики и, даже, чуть-чуть фантастики — словом, решил удивить чем-то необычным. И удивил, на свою голову!
Завершив повесть, я, ещё в рукописи, дал её прочитать моим самым критически настроенным друзьям. Кто-то хвалил, кто-то делал замечания, кто-то давал советы… Но были и те, кто категорически потребовали подробного обоснования поведения моих героев и моих придумок — с научной точки зрения, юридической, технической, медицинской…
Я стал лихорадочно изучать учебники по химии, сопромату, медицине, юриспруденции, я был уже на пороге написания полновесной диссертации, но вовремя остановился, потому что понял: химиком, механиком, юристом или кардиологом мне уже никогда не быть, да, наверное, и не нужно.
Единственное, что стало ясно — это необходимость короткого предисловия.
Поэтому я его и написал. Итак:
Помимо в меру закрученного детективного сюжета, мне хотелось описать героев этой повести полновесней и поярче, дать им, кроме служебных обязанностей, и собственную личную жизнь, увлечения, привязанности, достоинства и недостатки. Не все они образцово-показательны — некоторые живут не по общепринятым правилам, шокируют окружающих своими пристрастиями и, даже в какой-то момент, нарушают законодательство. А кто-то, вообще, подвержен навязчивой маниакальной идее, которую пытается воплотить в жизнь…
Мне хотелось, чтобы прочитав эту книжку, читатели, даже спустя какое-то время, могли отчётливо вспомнить не только детективную линию сюжета, но и каждого из участников этого повествования, и положительного, и отрицательного.
А что касается упрёка в псевдонаучности, то я заведомо был готов к этому, потому что меня интересовала не технология создания нового монстра, а психология его создателя. И, кстати, уже давно общеизвестно, что мысль материализуется: то, что задумано сегодня, завтра может превратиться в реальность. Фантастика не всегда только подталкивала вперёд, она и предостерегала.
А теперь, добро пожаловать в мою повесть!
В нижнем ящике комода он нашёл мамин дневник, который она вела всю жизнь, несмотря на его постоянное подсмеивание и клички, которыми он её за это награждал: «Гимназистка», «Зубрилка», «Отличница»…
— Мне так легче корректировать свою жизнь, — оправдывалась она. — Что не нравится — вычёркиваю, что по душе — дополняю подробностями, рассуждениями, выводами…
Дневник состоял из пачки толстых общих тетрадей в клеёнчатых обложках, перетянутых резиновым шнуром.
— Я проснулся в шесть часов:
Где резинка от трусов?..
Вот она, вот она,
На дневник намотана! —
дразнил он её. перефразируя эту не очень приличную песенку, совершая ритуальный танец вокруг стола и поддерживая якобы сползающие трусы.
Она переставала писать и они оба хохотали.
Он несколько раз наблюдал, как дописав очередную тетрадь до конца, она выдёргивала последнюю страницу, рвала её на мелкие части и выбрасывала в плетённую мусорную корзинку.
На его вопрос «Зачем ты это делаешь?», пока он был мал, отшучивалась, а когда подрос, объяснила:
— Понимаешь: дойдя до конца каждой тетрадки, я подвожу итог прожитой жизни и понимаю, что наделала много глупостей, что надо было жить по-другому, совсем иначе… Но уже поздно, жизнь не перепишешь… Поэтому я вырываю страницу с итогами всех моих просчётов, в надежде, что исправлюсь, буду больше уделять внимание тебе, бабушке, самым близким друзьям, помирюсь с теми, с кем поссорилась, доделаю то, что не доделала, и, вообще, дальше буду жить очень-очень правильно, но… Когда подвожу итог следующего этапа моей жизни, там повторяются все те же ошибки… Я их снова рву и снова надеюсь…
Конечно, ему очень хотелось, прочитать, что она пишет, но она взяла с него клятвенное обещание — без её разрешения никогда не заглядывать в дневник, и он держал своё слово.
— А когда я смогу его прочитать? — приставал он к ней.
— Настанет день и прочтёшь.
— А если он не настанет?
— Обязательно настанет, обещаю.
Став старше, он понял, о каком дне она говорила, и больше никогда не заводил разговор о дневнике.
И вот теперь все эти заветные тетрадки лежат перед ним на столе, разложенные по номерам: первая, вторая, третья… Их всего двенадцать. И в каждой — последняя страница вырвана: до конца своих дней она была недовольна собой. Но она же не права, не права!.. И почему так мало тетрадок?!.. Она имела право, минимум. ещё на столько же!.. И как много вырванных страниц… Я сам допишу их!.. Они будут о тебе, только о тебе, моей самой великой маме!..
Всё ещё не решаясь заглянуть в её дневник, он встал, прошёлся по комнате, достал из внутреннего кармана пиджака свою прославленную флягу, сделанную по заказу, подогнанную под ширину кармана, но зато непропорционально высокую, почти до подбородка. В отделе её называли безразмерной: даже когда он наливал всем сотрудникам, она оставалась ещё наполовину заполненной. Сделал глоток, сел, закурил и стал перелистывать тетради.
