365 сказок - [493]
Они были живыми!.. Отогрелись и теперь беспокоились, как будто желая рассказать мне что-то. Теперь я совсем забыл о какао, опустился перед корзиной на колени и спросил удивительных бумажных птиц:
— Откуда вы здесь? Как получается, что вы живы?
— Заблудились, — защебетали журавлики, — заблудились и потерялись. Мы ищем свой мир. Ты можешь помочь.
— Могу, конечно, — кивнул я и подставил ладонь. Один из журавликов, ярко-жёлтый, тут же вспорхнул на неё.
— Мы родились в чудесном саду, в дивном саду, — заговорил он. — Нас унесло ветром. Мы так долго искали друг друга, что совсем забыли дорогу в наш сад. Нас здесь ровно тридцать четыре!
— Что ж, мы попробуем вместе отыскать путь, — пообещал я, больше не вспоминая о том, что хотел отдохнуть в этот вечер, а не шататься по мирам. Не думая о том, что хотел найти последнюю сказку, упрямо не желавшую заковываться в строчки.
Тридцать четыре бумажных журавлика искали помощи.
Каждый журавлик по-своему описывал сад, в котором они родились. Один вспоминал про яркие бумажные розы, склонявшие ветви под тяжестью бутонов к самой земле, другой рассказывал о лилиях и колокольчиках, третий говорил о будто бы стеклянном озере, отражавшем вечно синее небо. Я слушал их всех, иногда останавливая, чтобы они не щебетали разом, но так и не смог полностью собрать картину.
Когда пришло время позвать к себе дверь, я всё ещё сомневался, и, конечно, арка привела нас в другой мир — здесь были и розы, и лилии, и озеро, но журавлики дружно отказались назвать мир своим.
— Нет-нет, он не такой.
— Этот сад прекрасен, но он не оригами.
— Всё здесь живое, как и у нас, но живое совсем по-другому.
И я согласился с ними — среди этой травы, среди этих деревьев и розовых кустов вряд ли они могли бы прижиться.
Я закрыл глаза и сосредоточился, снова вызывая дверь. Дорога не сразу ответила мне, но всё-таки проём нарисовался, и я, подхватив корзину, шагнул через порог в кружение звёздного сияния.
На этот раз мы оказались на берегу моря. Я качнул головой.
— Что-то у нас не выходит.
— Да, — жёлтый журавлик поднялся мне на плечо. — Это не наше море. Однако я узнаю этот мир. Я был здесь.
— И мы были, — заметили ещё несколько журавликов. — Тут мы нашли друг друга.
— По вечерам с моря ползёт туман и начинается совсем другая сказка, — добавил ещё один, совсем маленький и снежно-белый. — Нам же туман вредит. Бумага напитывается влагой и…
— И мы умираем. Нас когда-то было тридцать пять.
Больше я не собирался тут задерживаться, а потому снова сосредоточился, представляя следующую дверь в иную реальность.
Когда в лицо бросился ветер, я подумал, что, должно быть, опять просчитался. Журавлики тревожно зашуршали, а потом жёлтый, всё так же сидевший на моём плече, грустно заметил:
— И этот мир нам знаком.
— Ветра здесь злые.
— Мы едва не потеряли друг друга.
— Но я помню, что пришёл сюда сквозь арку, сквозь каменную арку, а за ней остался наш сад, — раздался вскрик одного из журавликов, красного, точно рассветное небо.
— Значит, мы приближаемся, — успокоил я их и накрыл корзину курткой, чтобы ветер не вздумал уносить их прочь. — Нужно найти эту арку.
Передо мной расстилался каньон. Скалы столпами уходили в небо, разноцветные — оранжевые и песчано-жёлтые, тёмные и ярко-красные. Небо над нами раскинулось синее-синее, такой восхитительной синевы, что я полюбовался бы ещё, если бы не дело, которое привело меня сюда.
Шаги отдавались гулким эхом, я обходил каменные колонны, но никак не мог заметить арку, пока внезапно ветер не ударил меня в грудь. Тогда только я различил её, спрятавшуюся между других скал, выгнувшуюся изящно и содержавшую секрет внутри себя.
Перехватив корзину покрепче, я смело зашагал в том направлении.
На этот раз мир встал вокруг не сразу. Некоторое время мы будто повисли среди звёздного неба, распростёртого крыльями бесконечности во все стороны. Потом всё на миг пришло в движение — я оказался в удивительном саду.
Всё здесь было живым, всё дышало и пело. С цветка на цветок перелетали пёстрые бумажные бабочки, цветы покачивали бутонами — каждый лист и каждый цветок был сложенным оригами. И травы, и беседка у озера, зеркальная гладь которого отражала совершенное небо.
Я снял куртку с корзины и выпустил бумажных журавликов. На мгновение они замерли, словно лишились жизни, а затем выпорхнули прямо на лужайку, рассыпались по ней, возбуждённо загалдев.
— Наконец-то мы дома!
— Здесь всё так же прекрасно, как раньше.
— Нет! Тут стало лучше, много лучше!
— Как я скучал!
— Мы все скучали.
Я смотрел им вслед и только теперь заметил, что и корзина была сплетена из бумаги.
Чем дольше я стоял на тропинке, тем сильнее чувствовал, насколько не подхожу этой реальности, созданной из бумажных страниц. Я ощущал себя чужим и уже собрался развернуться и уйти, пока никто не вспомнил обо мне, как на плечо вновь вспорхнул жёлтый журавлик.
— Мы должны отблагодарить тебя, — сказал он.
— Вы счастливы, разве нужна другая благодарность?
— Нужна, — настаивал он. — Обязательно нужна.
— Но мне не о чем просить вас, — возразил я.
— Иногда то, что тебе готовы дать, не нужно просить, — журавлик зашуршал крыльями. — Мы знаем, что ты ищешь сказку, важную сказку. Последнюю сказку.
Когда-то мальчишка с побережья, а теперь — без пяти минут Мастер — Класта готовится сдать последний экзамен. Однако придётся защищаться не перед преподавателями, а перед самой жизнью, придётся выйти на настоящий бой с противником, умеющим отбирать чужую магию. Тяжело было в учении, легко ли будет в бою? Продолжение истории «Тяжело в учении». Метки: приключения, драконы, подростки, преподаватели, леса, магические учебные заведения, магия, трудные отношения с родителями, фэнтези, вымышленные существа, нелинейное повествование.
Казалось, ещё вчера Класта был всего лишь мальчишкой с побережья, одним из тех, кто гонял чаек у доков да воровал рыбу из корзин, а сегодня он превратился в ученика мага, да какого мага!.. Метки: приключения, драконы, дети, трудные отношения с родителями, фэнтези, вымышленные существа, учебные заведения. Примечание для особенно внимательных — у имени Класта есть полная форма «Кластас». Она иногда используется в тексте.
Доминик Вейл — известный художник, ведущий уединённый образ жизни. Дни и недели у него расписаны по минутам, и он никогда бы не отказался от собственных ритуалов, если бы… в городе не появился убийца, чьи преступления заставляют Доминика снова и снова задаваться вопросами — что есть красота, не должно ли творцу выискивать новые, даже кажущиеся жуткими способы запечатлеть и раскрыть её зрителям? Может ли чужая жизнь стать холстом для художника? Метки: психические расстройства, современность, художники, серийные убийцы, убийства, детектив, дружба, смерть второстепенных персонажей.
Повести и рассказы молодого петербургского писателя Антона Задорожного, вошедшие в эту книгу, раскрывают современное состояние готической прозы в авторском понимании этого жанра. Произведения написаны в период с 2011 по 2014 год на стыке психологического реализма, мистики и постмодерна и затрагивают социально заостренные темы.
«Улица Сервантеса» – художественная реконструкция наполненной удивительными событиями жизни Мигеля де Сервантеса Сааведра, история создания великого романа о Рыцаре Печального Образа, а также разгадка тайны появления фальшивого «Дон Кихота»…Молодой Мигель серьезно ранит соперника во время карточной ссоры, бежит из Мадрида и скрывается от властей, странствуя с бродячей театральной труппой. Позже идет служить в армию и отличается в сражении с турками под Лепанто, получив ранение, навсегда лишившее движения его левую руку.
Ольга Леднева, фрилансер с неудавшейся семейной жизнью, покупает квартиру и мечтает спокойно погрузиться в любимую работу. Однако через некоторое время выясняется, что в ее новом жилище уже давно хозяйничает домовой. Научившись пользоваться интернетом, это загадочное и беспринципное существо втягивает героиню в разные неприятности, порой весьма опасные для жизни не только самой Ольги, но и тех, кто ей дорог. Водоворот событий стремительно вырывает героиню из ее привычного мирка и заставляет взглянуть на реальный мир, оторвавшись, наконец, от монитора…
Вена, март 1938 года.Доктору Фрейду надо бежать из Австрии, в которой хозяйничают нацисты. Эрнест Джонс, его комментатор и биограф, договорился с британским министром внутренних дел, чтобы семья учителя, а также некоторые ученики и их близкие смогли эмигрировать в Англию и работать там.Но почему Фрейд не спешит уехать из Вены? Какая тайна содержится в письмах, без которых он категорически отказывается покинуть город? И какую роль в этой истории предстоит сыграть Мари Бонапарт – внучатой племяннице Наполеона, преданной ученице доктора Фрейда?
Герберт Эйзенрайх (род. в 1925 г. в Линце). В годы второй мировой войны был солдатом, пережил тяжелое ранение и плен. После войны некоторое время учился в Венском университете, затем работал курьером, конторским служащим. Печататься начал как критик и автор фельетонов. В 1953 г. опубликовал первый роман «И во грехе их», где проявил значительное психологическое мастерство, присущее и его новеллам (сборники «Злой прекрасный мир», 1957, и «Так называемые любовные истории», 1965). Удостоен итальянской литературной премии Prix Italia за радиопьесу «Чем мы живем и отчего умираем» (1964).Из сборника «Мимо течет Дунай: Современная австрийская новелла» Издательство «Прогресс», Москва 1971.
Таиланд. Бангкок. Год 1984-й, год 1986-й, год 2006-й.Он знает о себе только одно: его лицо обезображено. Он обречен носить на себе эту татуировку — проклятие до конца своих дней. Поэтому он бежит от людей, а его лицо всегда закрыто деревянной маской. Он не знает, кто он и откуда. Он не помнит о себе ничего…Но однажды приходит голос из прошлого. Этот голос толкает его на дорогу мести. Чтобы навсегда освободить свою изуродованную душу, он должен найти своего врага — человека с татуированным тигром на спине. Он должен освободиться от груза прошлого и снова стать хозяином своей судьбы.