365 сказок - [494]
— Да, — не стал отрицать я. — Действительно ищу.
— Не знаю, о чём она должна быть. Но подставь ладонь.
Я послушно повернул ладонь, и журавлик лёг мне в руку, доверчиво и просто. Он показался столь же хрупким, как крылья бабочки.
— Зачем? — вырвалось у меня.
— Разверни. Ты найдёшь фразу, которой всё должно закончиться, — пояснил он. — Не бойся, со мной ничего страшного не случится. Я снова сложусь в бумажную птицу.
Некоторое время я сомневался, но всё же сдался и аккуратно развернул яркий листок, чтобы прочесть только десяток слов. Едва я запомнил их, как журавлик опять стал самим собой.
— Теперь у тебя есть окончание, — сообщил он. — Отыщи начало.
Мгновение спустя я оказался в собственной гостиной.
365. Последняя ночь
Я опять вдыхал холод, впускал его глубоко в себя, вдыхал саму ночь, её колкость, её бесконечность. Небо снова скрылось за плотной пеленой облаков, пряча то, как ему больно, как оно стонет, выпуская из самой своей сути тысячи снежинок, как застывшие слова и нерассказанные сказки. Я стоял посреди площади, и город вокруг меня кутался, как когда-то давно, в саван обратившихся льдом фраз, задрёмывал, отчего огни становились тусклее. Тысячи путей пронизывали его насквозь, и он звенел на них, дрожал в них, как поймавшаяся в сети паука муха.
В кармане куртки нашлась пачка с единственной сигаретой, и я закурил, разбавляя заполнившую лёгкие ночь горьковатым дымом, пахнувшим августом и вишней. Когда-то пачка была пуста, оставалась на подоконнике, теперь она снова опустела, но зато с ней вместе не опустел совершенно я сам.
Я не двигался, во мне жила только кисть, подносившая сигарету к губам, а вокруг распускалась цветком зима, танцевал ветер, холодные потоки обнимали и прижимались к телу всё плотнее, желая выстудить меня насквозь.
Зима молчала, присматривалась ко мне, уставшая, скучающая, слишком внимательная. В волосах её влажно блестел свежий снег, босые ступни едва касались припорошенных плиток. Она чего-то ждала от меня, ждала и внимательно вслушивалась, будто могла расслышать биение моего сердца, повороты стрелки компаса.
Я стоял в центре города, заблудившись, застыв, забывшись, и во мне, глубоко внутри, творились нерассказанные сказки, растекались невысказанные слова, холодом толкались из-под кожи фразы, которым я никак не мог найти применения.
Я почти засыпал, и зима знала, зима ждала, готовая раскрыть мне объятия, мерцая гирляндами огней, что проступали в её теле россыпью звёзд, веснушками, сотканными из света. В тишине, в молчании, город погружался на самое её дно, и я падал с ним вместе, тонул с ним вместе, почти сдавшись.
Почти.
Нужно разбить тишину.
Неловкими пальцами я сунулся в карман, где, совсем заледеневший, лежал плеер. Я вставил только один наушник, второй оставив болтаться, точно сквозь него музыку мог услышать и город. Первая же мелодия распрямилась пружиной, вырвалась, помчалась по кругу, по спирали, восходя всё выше, к черноте небес.
Зима вздрогнула, её прозрачные глаза широко раскрылись. Нехотя она сделала шаг назад, отчего с ней вместе качнулась реальность, а потом подала руку ветру и тот — идеальный партнёр, лучший танцор из всех — поймал её и повёл в танце прочь. Город вспыхнул тысячами огней, пробудившимися, яркими, подмигивающими.
Расслабленно улыбнувшись, я переступил с ноги на ногу, внутри меня не осталось ни единой мысли, слова обратились ощущениями, и я закрыл глаза, чтобы дать им уложиться, устояться, превратиться во что-то ещё.
Музыка же разлетелась по площади, зазвучала, перетекая от дома к дому, заполняя улицы, она творила миры, она открывала двери, и в эту ночь каждый мог бы стать странником, если бы осмелился шагнуть за ней следом.
Когда я открыл глаза, запрокидывая голову, мне из разрыва туч улыбнулась луна, серебряный серп, хищный и яркий. В воздухе повис манящий аромат, смесь корицы и кофе. Я повернулся, чтобы обнаружить источник запаха, и заметил приглашающе распахнутые двери кофейни.
За столиками никого не было. Я подошёл к стойке и увидел рыжую девушку с яркими прядками в волосах. Мы виделись где-то на осколках миров, на гранях дорог, где-то между точками остановок. Возможно — в поезде.
Она улыбнулась.
— Последняя ночь, да?
— Откуда ты знаешь?
— Каждая последняя ночь для кого-то становится первой, я давно научилась это понимать.
— Как думаешь, мне удалась последняя сказка? — спросил я, хотя она совершенно точно не читала ни строчки.
— А она последняя? — странница засмеялась, поставила передо мной чашку с крепким и терпким кофе.
— Нет, совершенно точно она лишь последняя из трёхсот шестидесяти пяти, — я сделал глоток и продолжил: — Но всё-таки…
— Что думаешь ты сам?
— Не знаю.
— В прошлый раз в тебе тоже жили сомнения, — присмотревшись ко мне, она хмыкнула: — Откуда их так много?
— Наверное, ответ на этот вопрос я и ищу среди миров.
— Нет, вовсе нет. Ответ на этот вопрос ты никак не найдёшь в самом себе, — она перегнулась через стойку и коснулась моего плеча. — И знаешь что? Это потому, что он тебе вообще не нужен.
Мы засмеялись. Всё было просто.
…Среди ночной темноты из света звёзд рождался новый мир. Он лежал в самом центре сплетения тысяч путей, и едва проявились первые очертания гор, задышали первые леса, защебетали первые ручьи, как тысячи дверей открылись, впуская в него странников, и мечты странников, и надежды странников.
Когда-то мальчишка с побережья, а теперь — без пяти минут Мастер — Класта готовится сдать последний экзамен. Однако придётся защищаться не перед преподавателями, а перед самой жизнью, придётся выйти на настоящий бой с противником, умеющим отбирать чужую магию. Тяжело было в учении, легко ли будет в бою? Продолжение истории «Тяжело в учении». Метки: приключения, драконы, подростки, преподаватели, леса, магические учебные заведения, магия, трудные отношения с родителями, фэнтези, вымышленные существа, нелинейное повествование.
Казалось, ещё вчера Класта был всего лишь мальчишкой с побережья, одним из тех, кто гонял чаек у доков да воровал рыбу из корзин, а сегодня он превратился в ученика мага, да какого мага!.. Метки: приключения, драконы, дети, трудные отношения с родителями, фэнтези, вымышленные существа, учебные заведения. Примечание для особенно внимательных — у имени Класта есть полная форма «Кластас». Она иногда используется в тексте.
Доминик Вейл — известный художник, ведущий уединённый образ жизни. Дни и недели у него расписаны по минутам, и он никогда бы не отказался от собственных ритуалов, если бы… в городе не появился убийца, чьи преступления заставляют Доминика снова и снова задаваться вопросами — что есть красота, не должно ли творцу выискивать новые, даже кажущиеся жуткими способы запечатлеть и раскрыть её зрителям? Может ли чужая жизнь стать холстом для художника? Метки: психические расстройства, современность, художники, серийные убийцы, убийства, детектив, дружба, смерть второстепенных персонажей.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.